Книга Завтрашний день кошки - Бернард Вербер

Лишь бы только Патриция сумела передать своим соплеменником мою информацию и инструкции. Я посмотрела по сторонам и увидела, что колдунья сидит в углу и с озабоченным видом что-то ест. По сути, она без конца уничтожала провизию, и в какой-то момент я даже подумала, что, набивая желудок, эта самка самым парадоксальным образом приносит телу облегчение.

Тем временем маленькие люди принялись воздвигать из коробок защитную стену. По-прежнему дул сильный ветер, и волны на мрачной реке разбивались о ее берега. Пифагор внимательно наблюдал за набережными, чтобы вовремя засечь возможного агрессора. Я видела, что он очень волнуется.

– Расскажи мне продолжение истории о людях и котах, – попросила я.

– Прости, но мне сейчас не хочется. Лучше ответь на мой вопрос. Как тебе удалось донести до Патриции свою мысль?

– По правде говоря, я всегда считала, что живые существа, обладающие нервной системой, наделены разумом, способным покидать пределы телесной оболочки. И интуитивно чувствовала, что этот разум подобен воздуху… или скорее облаку… Нет, не так – облаку, которое простирается до бесконечности и способно проникать куда угодно.

– Откуда ты взяла подобную концепцию?

– Увидела во сне. Мне приснилось, что мой разум принял облик облака пара, которое будто росло из моей головы и с каждым мгновением становилось все больше. Как только оно поднялось надо мной, я тут же увидела себя сверху – кошку, лежавшую внизу. Но при этом чувствовала, что представляю собой нечто неизмеримо большее. Разуму в телесной оболочке явно было тесно.

Пифагор посмотрел на меня совсем другим взглядом:

– То, что ты рассказываешь, очень странно. Тем более что твои слова в точности подтверждает один из опытов, которые Софи ставила на животных. Она рассказывала мне о нем и даже показывала. Эксперимент проводился на весьма необычном живом существе – это была не кошка, это был червь. Планария. С головой, глазами, ртом, мозгом и нервной системой. Софи взяла несколько таких червей и поместила их в лабиринт, в одних частях которого их ждало поощрение в виде еды, в других – наказание в виде разряда электрического тока. В своих блужданиях по лабиринту они наталкивались то на еду, то на разряд.

– Как на жизненном пути?

– Совершенно верно. Довольно долгое время Софи их не трогала, а потом всех собрала и… отрезала каждому голову. Планария обладает одной особенностью – у нее отрастает плоть.

– Даже голова?

– Да, даже голова. Червям отрезали головы, но спустя некоторое время они у них отросли. После этого Софи поместила этих червей – с новыми головами, а следовательно, и мозгом – в тот же самый лабиринт. И они направились туда, где была еда, методично избегая мест, где их ожидал разряд тока.

Я ушам своим не верила.

– Это еще раз подтверждает мою гипотезу: разум не ограничивается лишь рамками черепа, – прошептала я.

Пифагор не сводил с меня взгляда своих бездонных синих глаз.

– Во время блужданий в Интернете я тоже кажусь себе разумом, перемещающимся в бесконечном нематериальном мире. В известной степени именно поэтому мне это так приятно.

– У тебя, чтобы выйти из тела, есть Интернет, у меня сны. Там отсутствуют межвидовые барьеры, и разум одного существа вполне может встретиться с разумом другого.

Пифагор все так же смотрел на меня своими огромными синими глазами, ярко выделявшимися на фоне серо-черной шерстки. Думаю, что в тот момент я произвела на него такое же впечатление, как и он на меня своими рассказами об истории кошек и людей.

– И что же ты видела в этом своем мире грез, где все разумные существа равны и могут общаться друг с другом?

– Видела разум Натали, но он оказался закрыт. Похоже, что я никогда не смогу вступить с ней в контакт.

– Даже если бы ты с ней заговорила, она все равно бы ничего не поняла, – признал сиамец. – По той простой причине, что ты для нее всего лишь говорящая мягкая игрушка.

Да, он был прав.

– Раньше я думала, что она выбрала меня, почувствовав, кем я на самом деле являюсь. И тот факт, что она назвала меня Бастет, после того, как ты объяснил мне значение этого имени, стал для меня лишним тому подтверждением.

– Но ты отыскала прекрасный проход – человека-шамана.

– В мире людей Патриция выступает в роли моего второго «я». Она тоже давно поняла, что наш разум не ограничен телесной оболочкой, и тоже захотела общаться с животными и растениями. Мы с ней первопроходцы.

Когда я произнесла эти слова, мне в голову пришла странная мысль: может, в мире грез я общаюсь напрямую с Патрицией даже лучше, чем с Пифагором, с которым мы говорим на одном языке?

Но если так, то это в высшей степени парадоксально: получается, что без слов мне легче общаться даже с представителями другого вида!

Пифагор подошел ко мне и ткнулся в шейку мордочкой. Думаю, он угадал мою мысль и решил попробовать войти со мной в контакт по-другому, прикоснувшись своей шерсткой к моей.

Мы отошли в сторонку.

Пифагор знаком велел мне следовать за ним. Мы стали подниматься на статую Свободы. Я взобралась за ним по стволу соседнего дерева и, прыгая с ветки на ветку, вскоре уже оказалась на каменном постаменте у подножия бронзовой женщины. Цепляясь когтями за складки ее тоги, мы забрались ей на макушку.

– Вон там расположен Дом радио, именно отсюда люди посылают информационные волны, по этому принципу работают телевидение и радио.

– А Интернет?

– Может, и Интернет, хотя полной уверенности на этот счет у меня нет. Как бы там ни было, прием здесь очень хороший.

Я сделала глубокий вдох:

– Посмотри в небо.

– Звезды?

– И планеты тоже. Как-то раз мне в голову пришла мысль, что мы, кошки, родом не с Земли. Наши предки появились на свет где-то еще, на какой-то другой планете, хотя где конкретно – я не знаю. А потом построили ракету, посадили в них котов и отправили сюда. Это было давным-давно.

– В ракете, как Фелисетту? А почему мы оказались именно здесь?

– Вероятно, чтобы колонизовать эту варварскую планету, в те времена населенную примитивными существами с чрезвычайно низким уровнем развития сознания.

– Тогда почему мы забыли, откуда сюда прибыли?

– Да потому что инструменты мышления развили, а вот памяти – нет. Мы не умеем ни читать, ни писать и в результате не располагаем надежными средствами хранения информации. Долговременной памяти у нас тоже нет. Вполне возможно, что кошки, первыми прибывшие на эту планету, рассказывали свою историю родившимся у них детям, а те, в свою очередь, своим. Но, передаваясь из уст в уста, она, должно быть, сначала исказилась, потом стала вызывать сомнения, а затем и вовсе превратилась в сказку, в легенду. Впоследствии ее и вовсе забыли. Такова судьба всех сведений, не записанных на долговечных носителях.