Книга Изгнанная армия. Полвека военной эмиграции. 1920-1970 гг. - Олег Гончаренко

Генерал Скородумов был смещен в сентябре 1941 года, а на его место назначен генерал-майор Владимир Владимирович Крейтер[146], с которым у Синода не было никаких недоразумений: он лучше своего предшественника понимал задачи православной церкви в жизни эмиграции и в вопросе окормления чинов Русского охранного корпуса.

В первые месяцы германо-советской войны Синод РПЦЗ столкнулся со спецификой немецкой политики в отношении славян и русских в частности. В результате нескольких бесед с оккупационными властями стало очевидным, что немцы не хотят, чтобы Синод РПЦЗ себя как-то проявлял в Югославии. В особенности немцы стремились оберегать от его влияния православных в оккупированных странах. Это ясно обнаружилось в первый же день начала войны, выпавший на праздник Всех Святых в Земле Российской просиявших. В православные храмы в Югославии и в Синодальную канцелярию приехали представители гестапо, произвели обыски, некоторых прихожан и сотрудников Синодальной канцелярии арестовали. Одновременно чины германской тайной политической полиции явились и к владыке Анастасию (Грибановскому), в покоях которого ими был также произведен обыск. Из Синода был послан представитель с жалобой к командующему оккупационными войсками в Югославии генералу Вильгельму Листу. Тот приказал немедленно прекратить преследования клириков и прихожан РПЦЗ, назначил прием митрополиту и извинялся на нем за все, что произошло. Но, несмотря на принесенные извинения, было видно, что РПЦЗ рассматривалась германской оккупационной администрацией как не вполне лояльная религиозная организация. После войны среди документов, изъятых из германских архивов союзниками, нашлись бумаги, свидетельствующие именно о такой оценке. Как результат, гестапо добивалось раскола как в самой РПЦЗ, так и в связях русского зарубежья с так называемыми «подсоветскими» русскими, попавшими в плен или вывезенными на работы в Германию и пребывающими в других европейских странах.

Это хорошо объясняет трудности, возникшие у Синода РПЦЗ в ходе переписки с архиепископом, а затем и митрополитом Серафимом в Германии. Не желая развития его связей с Синодом в Югославии, ему не позволяли общаться даже по делам церковного управления с епископатом на Балканах, и особенно на оккупированных территориях СССР.

Для усугубления славянского раскола германцы приложили руку к созданию и финансированию так называемой Хорватской церкви. Хорваты в Югославии особенно злостно притесняли православных русских и уничтожали православных сербов. В результате спровоцированной хорватами резни в один из дней по реке Саве спускались трупы замученных сербов в таком количестве, что судоходство по реке остановилось. Лишь увидев, до чего дошло противостояние двух христианских конфессий, немцы решили, что нужно навести порядок и защитить православных от развития дальнейших эксцессов.

В качестве решения была принята идея об образовании Хорватской православной церкви. Но поскольку ни одного сербского епископа в Хорватии не было, немцы обратились к проживавшему на покое в монастыре Хопово архиепископу Гермогену (Максимову), обещая ему всемерную поддержку и вместе с этим угрожая, что если не согласится, то православным в Хорватии станет еще хуже. Таким образом, германская администрация добилась от архиепископа согласия благословить автокефальную Хорватскую православную церковь.

Когда митрополит Анастасий (Грибановский) узнал об образовании новой автокефалии, он немедленно выразил протест, а архиепископ Гермоген (Максимов) был запрещен в служении, но объявлять об этом Синоду РПЦЗ немцы не позволили, равно как и опубликовать это сообщение. Единственное, что добился Синод РПЦЗ от оккупационной администрации, чтобы они не препятствовали объявить об этом устно в православных церквах в Югославии. Письменно и устно Синод уведомил лишь возглавлявшего Сербскую православную церковь митрополита Иосифа.

Вместе с тем последовательная антикоммунистическая позиция германского правительства в самой Германии, выработанная со времени прихода к власти Гитлера, весьма импонировала русским людям в изгнании, несмотря на то, что в конце 1920-х – начале 1930-х годов Советский Союз шел на политическое сближение с Германией. Пик развития взаимоотношений двух стран пришелся на вторую половину 1930-х годов и совпал с наивысшей точкой взаимодействия русской эмиграции с гитлеровским режимом. В ходе внутриевропейской, по сути, войны 1939–1941 годов. Германия стремилась подавить политическую активность своего давнего противника и конкурента Франции, стремясь низвести до минимального уровня её военную и экономическую составляющие.

Ряд современных историков утверждает, что советская сторона предложила германским партнерам с пользой задействовать пребывавших в значительном количестве во Франции представителей русской военной эмиграции. Идея заключалась в том, чтобы, формируя мнение русских определенным образом, заронить искры неприязненного отношения к французам и самой Франции, и в некий день «Х» попытаться использовать русских эмигрантов в качестве своеобразного троянского коня, облегчив задачу захвата страны. Не исключено, что результатом переговоров двух новых европейских союзников явилась навязанная РОВС во Франции с участием германских спецслужб новая политика сотрудничества с германскими правительственным и военными институтами. Для большей надежности управление РОВС было «усилено» лицами с прогерманской политической ориентацией, хотя таковых к концу 1930-х годов было не очень много. После гибели генерала Кутепова во главе Союза стал Миллер, немец по национальности, но русский по своему духу, продолжатель идей погибших вождей Белого дела, государственник по образу своего мышления. Такой человек по главе РОВС снова становился препятствием на пути германской внешней разведки, и, вероятно, по взаимному соглашению сторон именно это может объяснить его ликвидацию органами НКВД в 1939 году. Задача эта была выполнена в виде услуги новому партнеру – Германии, хотя и не оказалась легкой: Миллер отнюдь не был новичком на ниве внешней разведки. Еще во время Великой войны 1914–1918 годов Евгений Карлович служил представителем Ставки при итальянской Главной квартире. Его устранением НКВД расчистил дорогу для прихода в руководство РОВС менее ярких, зато управляемых извне фигур. Известно, что Миллер искал себе преемника, будучи уверенным, что его со временем попробуют устранить от ведения дел. «Идеальный офицер Генерального штаба, Миллер был совершенно лишен честолюбия. Волевой, тактичный, доступный для подчиненных, скупой на слова, исключительно трудоспособный и энергичный, он жил для России и ее армии»[147], – утверждает современный исследователь.