Книга Железный канцлер Древнего Египта - Вера Крыжановская-Рочестер

При одном взгляде на свиток папируса Армаис смертельно побледнел; голова закружилась и он ухватился за стол, чтоб не упасть.

– Итак, будущий цареубийца, спесь твоя словно поубавилась? – с презрением заметил Иосэф. – Теперь скажу тебе одно, что ваши заговоры я презираю: это – детская игра, которую я уничтожу так же легко, как комкаю этот папирус. Я только хотел доказать тебе, что ты – соломинка в моих руках. Если ты понял меня и дорожишь своей головой и головами твоих сумасбродов-товарищей, то не станешь более противиться браку с молодой, красивой, невинной девушкой, которую я тебе выбрал в жены.

Армаис закрыл глаза: такая буря разразилась в его душе, кровь так бушевала в нем, что он на минуту думал, что задохнется. Он сознавал себя мухой, попавшей в паутину. Если бы речь шла только о нем, он не задумался бы скорее умереть, чем жениться на девушке, внушавшей ему только отвращение; но мог ли он пожертвовать жизнью благороднейшей молодежи Египта, его друзей и товарищей, – обречь на горе и траур столько семейств? Да, этот человек был прав: заговоры, открываемые и так разумно им уничтожаемые, не могли пугать его; а между тем, уступить ему и согласиться на его требования – было жертвой, превышающей его силы.

Тяжелое молчание воцарилось в комнате; наконец, Армаис выпрямился, успев уже овладеть собой.

– Ты прав, Адон: ты удивительно умеешь защищать жизнь фараона и свою собственную, – сказал он хрипло, с ненавистью смотря на своего врага. – Сколько уже лет унижение и разорение египетского народа, судьба которого, к несчастью, попала в твои руки, служит тебе забавой! Игрушкой своей злобы ты выбрал именно мою семью; тебе мало было унизить Аснат союзом с тобой, – теперь настала моя очередь! Чтобы разбить сердце отца и обесчестить меня, осквернив чистую, благородную кровь, текущую в моих жилах, кровью твоего народа, ты навязываешь мне в жены эту отвратительную девку! Ты отлично знаешь, что смерть от руки палача, – порази она только одного меня, – я предпочел бы подобному союзу, – так нет! Ценою жизни моих друзей ты заставляешь меня подчиниться твоим требованиям. Но ты ошибаешься, если думаешь поднять этим свое значение в глазах народа: всякий поймет, что я, как и Аснат, являемся жертвами твоего насилия. Для всякого египтянина ты останешься по-прежнему нечистым рабом, а твоя семья – шайкой проходимцев, насыщающихся тем, что отнимается у истинных сынов Кеми.

Иосэф встал: он дал ему докончить, не прерывая; вздрагивавшие губы и сверкавшие глаза доказывали, какая буря бушевала в нем.

– Кидая мне в лицо все эти оскорбления, ты чересчур уж злоупотребляешь моим родством с тобой, – глухо сказал, наконец, Иосэф. – Ты попрекаешь меня тем, что каждый день могло бы случиться и с тобой благодаря превратностям войны. Не по рождению, а по несчастью был я рабом; я – сын главы племени – властелина более свободного, чем ваши цари, платящие, тем не менее, дань Апопи. Наш союз никого не позорит; оттого-то я и решил смешать мою кровь с вашей, что вы считаете себя какой-то высшей расой. Слушай же теперь мое бесповоротное решение! Если завтра ты не явишься открыто просить Сераг себе в жены, то ты и все сообщники твои будете схвачены, как злоумышлявшие на жизнь фараона; если же ты станешь женихом – я буду молчать. Теперь ступай; я даю тебе время до завтра оправиться и обдумать хорошенько твое положение.

Молча, понурив голову, вышел от него Армаис; в ушах звенело, мысли путались. Смутное сознание данного сестре обещания зайти к ней слабо мерцало в его голове. Шатаясь, как пьяный, и не обращая внимания на удивленные взгляды рабов, побрел он в покои Аснат и, узнав, что сестра на большой террасе, велел провести себя туда.

У Аснат была гостья, царевна Хишелат; по своему обыкновению, она пришла через сады навестить своего друга, и супруга Адона, позабыв тревогу, вызванную словами брата, уселась со своей высокой гостьей за маленьким столом, в тени душистого кустарника. Лакомясь сластями, они оживленно беседовали о приближавшемся празднике священной реки, к которому готовились пышные религиозные церемонии, чтобы вымолить у богов разлитие Нила.

Заметив брата, который неверным шагом направлялся к ним, – бледный, как полотно, с помутившимся взором, – Аснат вскочила с места:

– Что с тобой, Армаис? Что случилось? – вскричала она, бросаясь к нему.

Тот ничего не ответил; голова у него по-прежнему кружилась и, не замечая Хишелат, вставшей с удивлением при виде его, он неверной рукой искал какой-нибудь опоры. Схватившись, наконец, за стоявшее поблизости кресло, он почти упал в него; голова запрокинулась, и он потерял сознание. С быстротой молнии очутились около него обе женщины.

– Скорей, Аснат, воды и каких-нибудь ароматов, – распорядилась Хишелат, побледнев от волнения и собственными руками поддерживая беспомощно свисавшую голову Армаиса. Аснат торопливо схватила со стола амфору с водой и приказала стоявшей у двери негритянке принести скорее ее ларец с лекарствами.

– Поддержи его! – решительно приказала Хишелат. Налив в чашу воды, она вылила туда жидкость из маленького флакона, висевшего у нее на поясе на золотой цепочке, смочила платок и вытерла им лицо Армаиса. Прикосновение холодной воды и ароматов привело его в сознание; Армаис вздрогнул и открыл глаза. Неясный взор его не сразу признал в склонившейся над ним молодой девушке дочь фараона; но, убедившись в этом, он вздрогнул и попытался встать. Царевна вспыхнула, выпрямилась и, положив ему руку на плечо, ласково сказала:

– Сиди, благородный Армаис, и оправься. Я ухожу и ты отдохнешь, пока Аснат меня проводит!

Не успел Армаис пробормотать слова извинения и благодарности, как царевна, сделав на прощанье грациозно-величественный знак рукой, повернулась и торопливо спустилась с террасы. Как только Хишелат и Аснат остались в аллее одни, царевна остановилась и, подав руку подруге, сказала:

– Вернись к брату; он, кажется, болен или страшно расстроен. А я и одна дойду до беседки, где меня ждут Уна и Абракро. Только сегодня вечером, а то лучше завтра поутру, приходи ко мне, и если тебе понадобится помощь моя у фараона, рассчитывай на меня!

Не дожидаясь ответа, она повернулась и с легкостью газели исчезла за поворотом аллеи. Почти бегом вернулась Аснат на террасу, где в мрачном отчаянии, облокотившись обеими руками на стол, сидел Армаис.

– Говори, что случилось? Я чувствую что-то ужасное! – прошептала Аснат, обнимая брата и прижимаясь к нему.

Армаис судорожно обнял ее.

– Аснат, Аснат! Стряслось такое горе, такой позор, что мой язык не поворачивается передавать тебе их. Этот нечистый пес нашел, должно быть, что чаша унижения, которым он поит нашу семью, недостаточно еще горька, и заставляет меня жениться на мерзкой девке своего племени, – отраве твоего дома.

– Сераг? Возможно ли! И ты согласился? – воскликнула вне себя Аснат.

– Я должен был согласиться, – прошептал Армаис и, наклонившись к сестре, прибавил тихо, так что она одна могла расслышать: – Разве ты не пожертвовала собой? Если бы я мог отдать палачу только свою голову, я с радостью сделал бы это скорее, чем дать свое согласие на несчастье, равняющееся медленной смерти; но еще пятнадцать человек замешаны со мной (он быстро назвал несколько имен), и этот брак поставил он условием их спасенья.