Книга Бомба для графини - Марта Таро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто ж их навёл? Где предатель? – заволновалась Вера.
Ужас, как и прежде, после взрыва, залил ледяным потом её спину, свёл судорогой нутро, но князь, к счастью, об этом не догадался. По крайней мере, утешать не стал, а, напротив, пустился в рассуждения:
– Наводчиком мог оказаться любой, видевший подводы с солью, бандитов могли нанять и прогадавшие в сделке купцы. Я подозреваю, что они просто хотели сбить цену, а вы поладили с их соперником. Возможно, они пожелали отомстить и поправить дела с упущенной выгодой, отобрав у вас деньги Горбунова.
– Либо сам откупщик задумал получить товар бесплатно, – отозвалась Вера.
– Это не исключено, хотя для человека со связями и размахом Горбунова подобное поведение кажется слишком нелогичным, ведь он собрался на вас зарабатывать. Я его, конечно, не видел, мне судить трудно, но я повторяю слова нашего исправника, тот на Горбунова не думает.
Вера почему-то сразу с этим согласилась. К тому же у неё был способ проверить откупщика.
– Если Горбунов передаст деньги моей матери, значит, он не виновен, – сказала она.
– Вот видите! – обрадовался Горчаков. – Давайте, я заеду к Софье Алексеевне и проверю, как откупщик выполнил свои обязательства.
Ну вот, хотя бы здесь, но выход нашёлся. Вера вздохнула с облегчением, ведь из-за маски гостеприимного хозяина вновь выглянул мужчина, защитивший её сегодня ночью. Ей захотелось поблагодарить Платона, но она не успела – в комнате появилась Анна Ивановна, а за ней шагал крупный старик с потёртым коричневым саквояжем в руках.
– Ваше сиятельство, доктор Каютов прибыли. Вы позволите ему сейчас вас осмотреть? – спросила попадья.
Вера согласилась, и Горчаков поспешил покинуть спальню.
Доктор начал осмотр. Он долго изучал уже подсохшую рану на голове, потом попросил зажечь свечку и через лупу вглядывался в Верины глаза. Руки и ноги он ощупал быстро и сообщил, что они целы и даже не ушиблены, не счёл он серьёзной раной и ободранное запястье.
– Совсем неплохо! Можно считать, что вы легко отделались, – заявил доктор в конце осмотра. – Голова не пробита, а рассечённая кожа уже затягивается, даже волосы обрезать не придётся. Последствия удара будут ощущаться ещё долго, но здесь одно лекарство – сон. Полежите денёк-другой, а потом можете встать. Ездить в экипаже я вам не советую – тряска, знаете ли, голове от этого нездорово будет.
Вера забеспокоилась. Ей не хотелось оставаться в чужом доме, она рвалась в Солиту – туда, где была сама себе хозяйкой.
– Вы думаете, что меня нельзя пока перевозить? – уточнила она.
– По меньшей мере два дня, да и то, если головная боль к тому времени совсем пройдет, – наставительно изрек Каютов. Он стал убирать трубку в саквояж и вдруг, досадливо крякнув, вытащил оттуда квадратный конверт с тёмной сургучной печатью. – Простите великодушно, ваше сиятельство, совсем запамятовал. Господин Бунич встретил меня на дороге и умолил передать вам письмо, сказал, что это очень важно, а я, старый дурак, чуть было с ним обратно не уехал.
Вера не ожидала вестей от Бунича, но не взять письмо не могла: она поставила бы доктора в неловкое положение. Поблагодарив, она забрала конверт.
Врач простился и вместе с попадьёй отправился на встречу с хозяином дома, а Вера пододвинула к себе свечу и развернула письмо. Почерк у Бунича оказался красивым и четким. Она читала – и не верила собственным глазам. Сосед не только не скрывал более своих чувств, но писал предельно откровенно:
«Дорогая Вера Александровна!
То, о чём я узнал сегодня, доказало мне, как смешны были наши мелкие разногласия. Если бы я потерял Вас, мне незачем было бы жить. Я больше не могу скрывать своё отношение к Вам. Я полюбил Вас с первого взгляда!
Умоляю, не отвергайте столь искреннюю любовь и станьте моей женой! Я обещаю быть Вам опорой во всех Ваших делах, служить Вам верой и правдой до последнего вздоха. Не спешите с ответом, я готов ждать сколь угодно долго.
Преданный Вам Лев Бунич».
Вера сложила письмо. Бунич был таким славным, и его стало ужасно жаль. Бедняга – она разобьёт ему сердце! Слёзы навернулись на глаза. Ну почему в жизни всё так несправедливо? Почему нас любят не те?..
«Нужно убираться отсюда», – подсказал внутренний голос. Вера вытерла слёзы и попробовала встать, но не успела. В дверь постучали, и в комнате вновь появился Горчаков. Теперь он выглядел смущённым. Это было так странно, что Вера даже забыла о собственных невзгодах. Красавец кавалергард мялся, как лопоухий подросток, а голос его вибрировал от волнения.
– Вера Александровна, простите за назойливость, ведь доктор настаивает на вашем покое, но мне хотелось бы кое-что обсудить.
– Я сама хотела побеседовать с вами, – перебила князя Вера.
– А что вы хотели мне сказать?
– Я надеялась, что вы поможете мне сегодня же перебраться в Солиту.
Горчаков совсем растерялся.
– Но врач твёрдо заявил, что вам не менее двух дней нужно лежать, вы не перенесёте тряски в экипаже…
– Я крепче, чем кажусь. Ничего со мной не случится. Я не могу здесь больше оставаться. У меня – две незамужние сестры. Нельзя допустить ни малейших сомнений в моем поведении, чтобы не навредить их шансам на хорошие партии.
Её слова, похоже, встряхнули князя, и он заговорил уверенней:
– Я понимаю, вы беспокоитесь о приличиях. Я тоже хотел поговорить именно об этом. Но здесь есть и простое решение: вы можете оказать мне честь и стать моей женой. Я богат и пока ещё достаточно влиятелен, чтобы потребовать возврата принадлежащих вам и сестрам средств. Если вы выйдете за меня замуж, Чернышёв уже не решится навязывать вашей семье опеку. Я обещаю стать верным и преданным мужем. Я буду опекать ваших сестёр, а вы поможете мне вырастить моих. У нас окажется много общих интересов. Я уверен, что мы станем хорошей парой.
«Ну и ну! Второе предложение руки и сердца за полчаса! Ничего не скажешь, блистательный результат», – мысленно оценила Вера. Только почему же ей так тошно? Даже острослов Бунич и тот романтично писал о любви, а у Платона – один расчёт. Безупречная логика, не придерёшься. Всё прикинул, оценил риски и прибыли, а потом сделал предложение. Ждёт, что и «невеста» поступит так же. Выгоды налицо. Нужно просто дать согласие. Всё предельно честно: общие дела, уважение…
Горчаков вглядывался в её лицо, сверлил взглядом, а Вера не знала, что ему ответить, поэтому сказала первое, что пришло на ум:
– Мне нужно время, чтобы подумать, но я должна сегодня же уехать в Солиту.
Солита! Медом она, что ли, намазана? По крайней мере, для Платоновых сестёр это было справедливо. Все уши ему прожужжали о предстоящем визите. И чего им дома не сиделось? Бог весть…