Книга Сталин. Личная жизнь - Лилли Маркоу

Сейчас нам уже известно, что решение уничтожить польскую военную элиту, находившуюся на советской территории, было принято Политбюро и что все его члены поставили свои подписи под соответствующим документом. Этот позорный документ – как и протоколы, ставшие приложением к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом, – является тяжелым наследием, которое преемники Сталина, достигнув вершины партийной иерархии, должны были держать в величайшем секрете.

Способ, при помощи которого Сталин умудрялся опровергать факты в общении с руководителями государств-союзников, и по сей день является «классикой жанра»: ложь во имя государственных интересов. Двадцать первого апреля Сталин отправил два идентичных секретных послания: одно – Черчиллю, второе – Рузвельту. Его версия (она была официальной версией советской историографии вплоть до прихода к власти Горбачева) заключалась в том, что данное преступление совершили немцы. «Гитлеровские власти, совершив чудовищное преступление над польскими офицерами, разыгрывают следственную комедию, в инсценировке которой они использовали некоторые подобранные ими же самими польские профашистские элементы». Сталин заявил, что «то обстоятельство, что враждебная кампания против Советского Союза начата одновременно в немецкой и польской печати и ведется в одном и том же плане, – это обстоятельство не оставляет сомнения в том, что между врагом союзников – Гитлером и правительством г. Сикорского имеется контакт и сговор в проведении этой враждебной кампании»[371]. Черчилль поверил Сталину, при этом всячески стараясь как-то «замять» конфликт с поляками. «Германская пропаганда создала эту историю именно для того, чтобы вызвать трещину в рядах Объединенных Наций…»[372], – ответил он Сталину. Именно данная версия и была воспринята как отвечавшая действительности, пусть даже ее и не признали таковой в ходе Нюрнбергского процесса (трибунал отказался возложить вину за эти трагические события на Третий рейх).

Данный поступок Сталина – кроме того, что он был чудовищным преступлением и тайной, которую Сталин сумел навязать своим преемникам более чем на полвека вперед[373], – являлся отражением желания Сталина раз и навсегда изменить отношения России с Польшей. И снова генерал де Голль лучше всех понял глубокие мотивы, определявшие действия Сталина: «По его речи, громовой, жалящей, красноречивой, чувствовалось, что “польский вопрос” был центральным в его политике и что он принимал его близко к сердцу. Он заявил, что Россия “резко изменила свое отношение” к Польше, которая веками была ее врагом и в которой отныне она хотела видеть друга»[374]. Убедили заявления Сталина руководителей союзных держав или нет, но они поняли, что по поводу Польши Сталин ни о чем торговаться не станет[375].

Борьба с фашизмом, в рамках которой Сталин проявил себя как верный союзник, и победа над Третьим рейхом, одержанная Красной Армией, которая, начиная со Сталинградской битвы, сумела добиться коренного перелома в ходе войны, придали мифу о Сталине международные масштабы, позволяя ему войти во всемирную историю в образе триумфального победителя. Многие шли в бой и умирали с криками «За Сталина!» и «Да здравствует Сталин!».

Будучи превосходным импресарио своего собственного имиджа (он даже сам попал под чары этого имиджа, обрывая – незаметно для самого себя – связь с реальностью), Сталин, похоже, жил в мире абстракций. Смерть для него, возможно, тоже была абстракцией. Его ничуть не волновало то, что люди, которых он убивал или отправлял в трудовые лагеря, не были ни в чем виноваты. Число людей, принесенных в жертву ради осуществления мечты, было всего лишь вопросом статистики. Не он ли как-то раз заявил: «Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика»? «Вы неподражаемы!» – сказал Сталину генерал де Голль, когда они встретились в декабре 1944 года в Москве.

Морозов

Во время войны личная жизнь Сталина практически сошла на нет. Он перестал ужинать в своей квартире в Кремле и ехал в конце рабочего дня прямо в Кунцево в компании со своими соратниками, ставшими отныне его единственным постоянным окружением.

Осенью 1944 года Светлана вышла замуж за Григория Морозова – школьного товарища Василия. Григорий был у Светланы пионервожатым, когда она была пионеркой. Первый раз он ее встретил на праздновании дня рождения Василия. Ей тогда было шесть лет, а ему – одиннадцать.

Григорий Иосифович Морозов – русский с еврейскими корнями – был большим другом Василия. Он сидел с этим сыном Сталина в школе за одной партой и принимал участие в затеваемых Василием играх и «шалостях». Его любовь к Светлане зародилась в то время, когда она была студенткой, изучавшей историю, а он уже заканчивал свое обучение на факультете международного права. Когда началась война, Григорий служил в Красной Армии: он с октября 1939 года проходил военную службу в Семьдесят шестом полку. Он убыл на фронт 26 июня 1941 года. В феврале 1942 года он был ранен, в результате чего стал непригодным к военной службе.

Когда Светлана сказала своему отцу, что она решила выйти замуж за Морозова, она получила его согласие без особых проблем. Восемнадцатого мая 1944 года они, счастливые оттого, что Сталин не стал препятствовать их союзу, пришли домой к сестре Григория – Вере, – чтобы отпраздновать данное событие с ней и ее мужем. Они открыли две бутылки шампанского. На следующий день Григорий и Светлана отправились вдвоем в бюро регистрации актов гражданского состояния. Взглянув на документы Светланы и поняв, кто к ним пришел, служащий перепугался. Однако все документы были в порядке, и Григорий со Светланой сочетались законным браком.