Книга Демон пробуждается - Роберт Энтони Сальваторе

Но потом произошло нечто еще более ужасное. Послышался шипящий, свистящий звук, и голубоватая пленка стремительно растеклась по темной воде, круша камни, моряков и то, что осталось от гордого корабля. Этот колдовской свет заставил навсегда умолкнуть и немногих уцелевших.

Но в сознании Эвелина их крики продолжали звучать.

Обстрел продолжался, хотя в этом уже не было нужды. Сильный отлив подхватил обломки и понес их в открытое море. Все, кроме Эвелина и тех, кто совершил это злодеяние, будут считать, что произошла трагическая авария.

— Дансалли…

Ссутулившись и чувствуя, что ноги еле держат его, молодой человек привалился к стене.

И оказался лицом к лицу с магистром Сигертоном.

— Ты должен был оставаться в зале, — сказал магистр.

Эвелин заметил, что с его пояса свисает внушительных размеров мешок с камнями, а в руке он держит сероватый графит — камень, способный вызвать нечто вроде удара молнии.

Юноша вжался в стену, надеясь, что Сигертон просто прикончит его и не сделает ничего худшего. Однако магистр лишь взял его за руку и отвел в маленькую темную комнату в одном из закоулков огромного аббатства.

На следующее утро за ним зашли Сигертон и Джоджонах и отвели его в личные апартаменты отца Маркворта. Боль Эвелина лишь усилилась, когда ему стало ясно, что нападение на «Бегущий» не было результатом единоличного решения жестокого Сигертона; по-видимому, аббат санкционировал эту расправу, и магистр Джоджонах тоже был в курсе.

— Никто из тех, кто знает дорогу на Пиманиникуит, не должен остаться в живых, — без обиняков заявил отец Маркворт.

Как не будет свидетелей и моей смерти в одном из пустынных коридоров аббатства этим утром, подумал Эвелин; монахи и служащие все еще спали, утомленные вчерашним весельем.

— Ты когда-нибудь задумывался, что будет означать для мира, если тайна Пиманиникуита окажется раскрыта? — внезапно обратился к нему аббат. — Если сокровища острова станут доступны всем и каждому?

Эвелин понимал, что местоположение Пиманиникуита должно сохраняться в секрете, но от этого его отношение к уничтожению корабля и расправе с экипажем нисколько не изменилось.

К расправе с Дансалли.

— У нас не было другого выхода, — продолжал Маркворт.

Эвелин поднял на него взгляд.

— Я могу говорить, отец Маркворт?

— Конечно, — аббат спокойно откинулся в кресле. — Говори без стеснения, ты среди друзей.

Среди друзей! Эвелин изо всех сил постарался скрыть свою подлинную реакцию на это заявление.

— Все, кто находился на борту корабля, были бы давным-давно мертвы к моменту следующего Явления, — сказал он.

— У моряков есть карты, — сухо возразил магистр Сигертон.

— Зачем им наносить на них остров? — запротестовал Эвелин. — Какая им польза от этого? Ведь пройдет целых семь…

— Ты забываешь, какое немыслимое богатство разбросано по всему Пиманиникуиту, — прервал его отец Марк-ворт.

Эвелин и вправду не подумал об этом. И все же он покачал головой. Долгое путешествие на остров было сопряжено с большими опасностями и трудностями. Если бы морякам хорошо заплатили, как и было обещано, вряд ли у них возникла бы причина снова совершать его.

— Такова Божья воля, — подытожил разговор аббат. — И хватит об этом. Ты будешь молчать о том, чему стал свидетелем. Сейчас возвращайся в ту комнату, которую отвел тебе магистр Сигертон. Вопрос о твоем наказании будет решен в самое ближайшее время.

Эти слова вызвали ощущение удара, пусть всего лишь словесного. Но и это было еще не все. Когда монах был уже у самой двери, аббат нанес ему еще один удар.

— От тяжелых ран этим утром скончался брат Пеллимар.

Эвелин повернулся, не веря своим ушам. Да, у Пеллимара остались шрамы, да, у него были повреждены сухожилия левой руки, но в целом он чувствовал себя почти нормально. Как же так? И вдруг Эвелин понял. Этой ночью, во время празднества, Пеллимар распустил язык. Даже произносить название острова без позволения отца Марк-ворта было делом совершенно недопустимым и… наказуемым.

— Жаль, конечно, — продолжал аббат. — Из вас четверых, посланных на Пиманиникуит, уцелели лишь ты и Квинтал. Тебе предстоит большая работа.

Эвелин вышел за дверь, и его вырвало прямо на каменный пол. Пошатываясь, он пошел по коридору, чувствуя себя наполовину ослепшим, наполовину потерявшим разум.

— Его придется держать под наблюдением? — спросил аббат Сигертона.

— Да. Нужно следить за каждым его шагом, — ответил магистр. — Я всегда опасался, что он выкинет что-нибудь в этом роде.

Магистр Джоджонах насмешливо фыркнул.

— На Пиманиникуите Эвелин работал в одиночку, и все же никто и никогда не приносил с острова столько камней. Как можно сомневаться в том, что он представляет для нас величайшую ценность?

— Я и не сомневаюсь, — ответил Сигертон. — Меня лишь беспокоит вопрос — когда те качества, которые придают ему ценность в наших глазах, перерастут в нечто опасное?

Джоджонах перевел взгляд на аббата. Тот кивнул с мрачным видом.

— Ему и в самом деле предстоит много работы. Подробно описать все, что с ним происходило, каталогизировать камни, изучить, какова их истинная мощь, обнаружить скрытые секреты. Взять хотя бы этот кристалл аметиста. Мне ни разу не приходилось видеть столь большого и могущественного камня, и только Эвелин, как его Собиратель, способен понять, что он собой представляет.

— Может быть, в процессе этой работы мне удастся убедить его в том, что мы действовали правильно, — сказал Джоджонах.

— Это было бы наилучшим решением проблемы, — ответил Маркворт.

Сигертон с сомнением посмотрел на Джоджонаха. В этом мальчишке столько идеализма, что вряд ли удастся приручить его. Нет, Сигертон не верил в это.

Джоджонах понял смысл его взгляда и даже отчасти разделял его сомнения. Что же, он хотя бы попытается. Ему симпатичен брат Эвелин; к тому же он знал, что ждет юношу, если его попытка окончится неудачей.

— Когда наступит летнее солнцестояние, — объявил аббат, — мы обсудим будущее брата Эвелина Десбриса.

— Или отсутствие такового, — пробормотал магистр Сигертон.

Его тон не оставлял сомнений, какой вариант казался предпочтительнее для этого жестокого человека с ястребиной внешностью.

На протяжении нескольких следующих недель Эвелин был полностью изолирован от остальных монахов. Он общался только с Сигертоном, Джоджонахом, немногими другими магистрами, парой своих охранников из числа студентов с десятилетним стажем пребывания в аббатстве, следовавших за ним буквально по пятам, и Квинталом. Этот последний часто работал вместе с ним в зале Звенящих Камней.