Книга Девятое Правило Волшебника, или Огненная Цепь - Терри Гудкайнд

Ричард побарабанил пальцами по рукояти меча, обдумывая ее слова.

— Вопросы хорошие, но у меня нет хороших ответов. — Придерживая эфес меча левой рукой, он снова вглядывался в темноту, пытаясь различить хоть малейшее движение. — Мне кажется, нам с Карой следует продолжить путь. Когда я думаю о том, что случилось с людьми Виктора, мне страшно даже представить, что может начаться здесь, если тварь вернется. Кровавая ярость не должна затронуть город. Люди не должны гибнуть понапрасну. Что бы это ни было — чудовище Джеганя или нечто иное, о чем мы не имеем ни малейшего понятия, — мне кажется, нам следует двигаться вперед, если мы хотим остаться в живых. Сидеть на одном месте… слишком уж похоже на ожидание собственной казни.

— Это звучит вполне логично, — признала Никки. — Хотя трудно быть в чем-то абсолютно уверенным!

— Тем не менее нам пора уходить. И по многим причинам — лучше раньше, чем позже. — Ричард поправил лямки своего мешка. — Нужно еще найти Виктора и Ицхака.

Никки махнула рукой куда-то за спину.

— Вскоре после нападения я сходила за ними и нашла вон там, в конюшне. Ты заказывал лошадей, Ицхак подготовил их. Люди помогали ему собирать припасы. — Она накрыла его руку своей. — А еще… Родственники убитых из отряда Виктора тоже там. Они хотели бы поговорить с тобой.

Ричард кивнул с глубоким вздохом.

— Надеюсь, я смогу им помочь. Горе еще свежо в моей душе. — Он быстро взглянул на Кару. — Но горе проходит.

Поправив висящий на плече лук, Ричард шагнул вперед и через несколько мгновений растворился в темноте.

Глава 21

Кара собиралась последовать за Ричардом, но Никки, удостоверившись, что Ричард не может их услышать, перехватила руку морд-сит и заставила ту остановиться.

— Кара, ты как? Только честно!

Кара спокойно встретила пристальный взгляд Никки.

— Я устала, но в полном порядке. Магистр Рал все сделал правильно.

Никки удовлетворенно кивнула.

— Кара, можно личный вопрос?

— Можно, но не обещаю на него ответить.

— Для тебя что-то значит человек по имени Бенджамин Мейфферт?

Даже в тусклом свете высоких светильников можно было увидеть, что залившаяся румянцем Кара стала краснее своей кожаной одежды.

— Кто рассказал тебе?

— А что, это секрет и никто не должен его знать?

— Да нет, я не об этом, — с запинкой проговорила Кара. — Я хочу сказать, что… ты хочешь подловить меня на чем-то и заставить проболтаться!

— Я не собираюсь заставлять тебя рассказывать что-либо. Тем более не хочу, чтобы ты лгала. Я просто спросила про Бенджамина Мейфферта.

Кара нахмурилась.

— Все-таки, кто же рассказал тебе?

— Ричард. — Никки удивленно приподняла бровь. — А что, это неправда?

Кара поджала губы и отвернулась, изучая ночную темноту.

— Правда.

— Ты говорила Ричарду о своем отношении к этому солдату?

— С ума сошла? Я бы никогда не сказала магистру Ралу об этом. Откуда он только узнал?

Молчание повисло в воздухе. Никки рассматривала морд-сит, слушая непрерывный стрекот цикад.

— От Кэлен.

Кара застыла с открытым ртом. Затем, опомнившись, потерла лоб, словно собираясь с мыслями.

— Это безумие какое-то… Видно, я же сама ему и рассказала. Думаю, потом я просто забыла. Мы так много говорили… сложно вспомнить все, что я ему рассказывала. Но я вспоминаю теперь — однажды ночью мы говорили о чувствах и таком прочем… наверное, тогда я и рассказала ему про Бенджамина. Видимо, я похоронила эти воспоминания в глубине памяти. А он нет. Мне нужно было бы научиться держать рот на замке!

— Не нужно бояться того, что ты рассказала Ричарду. Лучшего друга не найдешь в целом мире. И ты не должна беспокоиться из-за того, что я тоже это знаю. Он рассказал мне о твоих чувствах в минуту печали, чтобы я увидела в тебе не просто морд-сит, а живого человека с нормальными человеческими желаниями. Говоря об этом, он гордился тобой. А я обещаю хранить твои чувства в секрете.

Кара нервно наматывала локон на палец.

— Знаешь, я никогда не рассматривала это с такой точки зрения — но если он гордился мной, это так… хорошо.

— Любовь — это стремление к жизни, которое хочется разделить с другим человеком. Ты любишь кого-то, кого считаешь совершенно особенным, и это чудесно. Он — отражение того, что ты больше всего ценишь в жизни. Любовь — величайшая награда, и не стоит стыдиться того, что ты влюблена в Бенджамина, — если это действительно так.

Кара задумалась.

— Мне не стыдно. Я морд-сит. — Она едва заметно вздрогнула. — Но я не уверена, что люблю. Не знаю точно. Я знаю, что хочу заботиться о нем. Но ведь это еще не любовь? Возможно, только первый шаг к ней… Знаешь, мне очень тяжело говорить о таких вещах. Непривычно разбираться в том, что я на самом деле думаю или чувствую.

Никки кивнула.

— Большую часть своей жизни я тоже не знала, что такое любовь. А вот Джегань воображал, будто любит меня.

— Джегань? Любит тебя? Ты это серьезно?

— На самом деле не любит. Он только так думает. Даже будучи тогда среди его подчиненных, я чувствовала, что на любовь он не способен — хотя и не понимала, почему. Теперь — понимаю. Джегань мерит все сущее двумя мерками — ненавистью и желанием, он искажает и разрушает все, что есть хорошего в жизни, и потому никогда не узнает настоящей любви. Однако он чует, что любовь существует, как можно в ночи чуять неуловимый аромат неодолимо притягательного и таинственного цветка — и наступить на него с размаху. Любовь — это нечто за гранью его восприятия, и именно поэтому он так к ней стремится. Знаешь, как ему вздумалось познать любовь? Он схватил меня за волосы, швырнул на кровать и изнасиловал. Вожделение он принял за любовь и считал, что я должна быть благодарна за то, что он испытывает ко мне столь сильную страсть, заставляющую отложить все дела. Он верил, что оказывает мне честь своим насилием.

— Похоже на Даркена Рала, — пробормотала Кара. — Они бы отлично поладили друг с другом. — Внезапно она задумалась. — Но ты же волшебница. Почему ты не испепелила этого ублюдка?

Никки тяжело вздохнула. Как же объяснить несколькими словами целую жизнь, исполненную предрассудков и заблуждений?

— Не проходит и дня, чтобы я не сожалела о тех возможностях убить этого мерзавца, которые упустила тогда. Но меня, как и его, воспитывал Имперский Орден. И я верила, что добродетель заключается только в самопожертвовании. Наш долг, учили нас, отдавать себя тем, кто в тебе нуждается. И мы не первые, кого лишали воли ради всеобщего добра, лучшего будущего для всех людей и безоговорочного подчинения воле Создателя. Орден учил нас жертвовать собой не ради лучших, а ради худших — именно потому, что те не заслужили такой жертвы. По словам Ордена, в этом и есть высшая добродетель, и это единственный путь к свету Создателя после смерти. Добродетельные должны жертвовать собою ради недостойных. Так это у них подается. Истинная же подоплека — жажда недостойных обрести незаслуженное — никогда не выходит наружу.