Книга До и после конца света - Лариса Соболева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Понятия не имею. Деньги?.. А как они их получат?
– Я скажу, как. – Серафима запрыгала, поворачиваясь от плиты к ним лицом, и разъяснила: – Наследниками являются твои родители, Никита, раз у тебя нет жены и детей. Но вся история Яны затеяна, как я сейчас понимаю, чтоб тебя признали отцом, стало быть, наследник есть прямой и бесспорный. Понял, за что шла ожесточенная битва? Да, родители на часть могут претендовать, но если адвокат типа Паниной постарается, их доля снизится до нуля.
– Ты что, богач? – изумился Ивченко.
– У него есть, что отнять, – сказала Серафима. – Машину и гараж я не считаю. У него: шикарная квартира, которая стоит баснословных денег, вторая квартира – маленькая в старом фонде, ценные бумаги, счет в банке не хилый, и не один, валютный…
– И металлические счета, – вздохнул Никита. – Это когда у государства покупаешь драгметаллы, начисляют в твою книжку граммы, а не деньги… Я же неплохо зарабатывал.
– Крутой замес, – поразился Ивченко, но не материальному состоянию Никиты. – Девчонка знала, чем рискует и за что борется. Слушай, додуматься до… Уй, чуть не забыл! – Он сбегал в прихожую, принес фотороботы. – Посмотрите, может, эти рожи затесались среди ваших знакомых, тогда задача упростится.
Серафима никого не узнала, Никита же, взяв в руки отпечатанные довольно качественно листы, содрогнулся:
– Это же… Это детективы!
С маниакальным упорством Герман, закрываясь в кабинете, что называется, не ел и не спал, а изучал записи. Ничего подозрительного. Он безумно устал, время было позднее, решил сделать короткий перерыв и полулежал в кресле, водрузив затекшие ноги на стул, но приступ голода заставил его снять трубку:
– Аня, ты еще здесь?
– Раз сняла трубку, то здесь. Кучу бумаг надо заполнить и отправить, я могу рассчитывать на премию за работу во внеурочное время?
– Можешь. Если сваришь кофе и принесешь чего-нибудь пожрать.
Он снова откинулся на спинку, закрыл глаза. Отупел уже от однообразных кадров, скоро вообще ничего и никого не различит. Вдруг заиграла знакомая мелодия, не может быть, чтоб Никита надумал звонить. Интересно, что скажет?
– Да, Никита.
– Герман, это срочно, выслушай.
– Я и слушаю. Что случилось?
– Сволочь у нас под носом, я знаю кто…
Вошла с бутербродами Анюта, поставила их на стол:
– Кофе через минуту.
– Спасибо, Аня.
– Что? – закричал Никита в трубку. – Анюта у тебя? Ты где?
– В кабинете.
– Герман, это она отправляла Янке письма с твоего компьютера! Значит, она же звонила Ляльке! Мы с Симой на побережье, здесь совершено несколько преступлений, убийства! В которых она же замешана… Ты слышишь?
– Да-а, – выпрямился тот, опустив на пол ноги. Анюта снова шла к нему с чашкой кофе. – Ты уверен? Откуда знаешь?
– Мы вычислили, Серафима и я. Будь осторожен. Мы скоро приедем. Пока.
Герман кинул сотовый телефон, покосился на бутерброды и не взял, голод голодом, а не хотелось вместе с едой яда скушать. Анюта двинула к выходу…
– Постой, Аня!
Вырвалось непроизвольно, вероятно, Герман не совсем усвоил слова Никиты, нет, он не верил. Кто, Аня подлая змея, интриганка и преступница? Он изучал ее по-новому и не находил приметы опасной заговорщицы, сломавшей жизнь ему, Никите, Ляльке. Главное – за что? Почему?
– Герман, что ты хотел? – поинтересовалась она. – У меня работы…
– Я знаю, знаю… – И кто его за язык потянул? Усталость, она, проклятая, виновата. – Скажи, это ты? Ты заварила кашу с Никитой и ребенком? Ты моей жене про Олеську?..
Когда внезапно на тебя сваливается разоблачение, по изменениям на лице можно прочесть правдивый ответ, хотя слова сказаны обратные:
– Герман, ты переутомился. Что за бред?
– Никита звонил, они вышли на тебя, – огорченно выдохнул он. – Значит, ты. Не отрекайся, я вижу. Зачем? Зачем?!
Анюта медленно подошла к стулу, поставила его напротив босса, села и смотрела некоторое время ему в глаза. Она взяла себя в руки, а он расклеился, расстроившись, словно ребенок, Анюта презрительно усмехнулась:
– Надоели. Оба. Я любила Никиту, очень любила. А он переспал со мной и кинул! Как тряпку. Ты хоть знаешь, каково это, когда тебя унижают? Еще и советуются: как тебе моя новая подружка, Аня?
– А я, моя жена при чем?
– Ты такая же сволочь, как он, – лениво говорила она, создалось впечатление, что она не боится. – Баре, черт вас возьми. Орете, пыхтите, важничаете, выставляете себя благородными господами. Где же твое благородство было, когда ты запирался в этом кабинете, снимал штаны и кряхтел на Олеське? Почему тогда не подумал о жене, о той боли, которую причинишь ей? И почему был так уверен во мне? Ах, я же отстой, я обязана затирать дерьмо после траха с Олеськой, я прислуга, ноль. А мне было противно, представляешь? Противно надевать перчатки, брать ведро и тряпку, ведь уборщицу к тайнам подпускать нельзя. Это скотство, Герман.
– А не скотство подстроить девчонке беременность и подставить Никиту?
– Плюс тебя стравила с другом, – внесла она дополнение.
И вдруг Анюта резко поднялась, рванула в приемную, Герман не мог ее отпустить, кинулся за ней:
– Стой! Отсюда ты не уйдешь, только вместе с милици…
Он осекся на полуслове – Анюта наставила на него пистолет, не забыв снять с предохранителя, кстати, чего не держал Герман, так это оружия. Невольно он выставил руки перед собой, заверив ее:
– Я дам тебе уйти, ладно. Но ты все равно под колпаком, Никита…
– Попробуйте меня поймать, идиоты.
Она прицелилась, прищурив один глаз, Герман сжался, понял, что выстрел будет, что это его последние минуты. Последние секунды! Смотрел в лицо своей смерти, безжалостной и хладнокровной, и жалел о мно-огом.
Ведь фактически не жил – жизнь заменяла гонка, она называлась успех, тщеславие и работа, она съедала изнутри и безумно нравилась. Не научился любить, не ценил, что имел, не замечал тех, кто его любил, и вообще не придавал значения чувствам, считая их пережитками прошлого. А когда самого коснулось, пережитки, оказалось, и ему свойственны. Не дорожил временем, как выяснилось его осталось мало, теперь каждая секунда, оттягивающая смерть, казалась огромным отрезком, в котором он заново узнавал себя.
Он боится смерти! Боится боли, боится уйти туда…
Внезапно Анюта расхохоталась, юркнула за дверь и заперла ее на ключ. Тишина… Герман не сразу вошел в тишину, в его висках громко пульсировало – до шума и звона, не сразу понял, что ведьма подарила ему жизнь. Когда понял, у него подкосились ноги, шатаясь и едва не лишаясь сознания, он добрался до своего кабинета, нажал на кнопку тревоги…