Книга Река без берегов. Часть 1. Деревянный корабль - Ханс Хенни Янн

С. 36. ...кницы... Кница — деревянный или металлический угольник для скрепы деревянных частей судна.

С. 45. ...то пространство, сквозь которое спешат звезды, играло на струнах двух этих человеческих душ. Ср. слова Тучного Косаря в пьесе Янна «Новый „Любекский танец смерти“» (см. ниже, с. 250): «Друзья мои: наше тоскование натянуто в тесноте. Наша боль — музыкальный инструмент, звучащий лишь короткое время. Наши действия заключены в оправу ограничений».

С. 45. Движения котят... См. дневниковую запись Янна от 22 января 1916 года («Угрино и Инграбания», с. 361): «Тут я увидел трех играющих котят и рухнул в себя, заплакал, заговорил сам с собой: они совершали такие движения, которые стоило бы подвесить к небу, чтобы каждый их видел и знал, что Бог существует».

С. 45-46. ...«Георг Лауффер». Лауфер (с одним, а не двумя «ф»: Laufer) означает, среди прочего, «связной, посыльный».

С. 49. Конвойное судно... Корабль типа орлог... В подлиннике в обоих случаях использовано слово Orlogschiff— собственно, «военное судно» (от нидерл. oorlog, «война»). Так в XVII-XIX вв. назывались военные суда нидерландского, датского и шведского флотов, позже — и суда других стран. Ганза использовала такие бронированные военные корабли в качестве конвойных судов. Слово это устаревшее, Пауль Целан отмечает его на полях своего экземпляра «Деревянного корабля» и потом использует преображенный янновский образ в стихотворении «Frihed» (1964; Celan, S. 200, 739):

В доме, крытом двойным безумием[3], где каменные лодки летят над пирсом Белого короля, к тайнам, где крейсирует, наконец отделившись от пуповины, орлог-слово...

С. 51. Летняя дорога, которая поднимается вверх, среди сочных лугов... Выше уже не разглядеть ни местности, ни человеческих жилищ. Никакого сообщения между ближней зеленью и далеким серым небом. Это описание приводит на память дорогу, по которой уходят в потусторонний мир — после своей смерти — Матье и Гари, персонажи последнего незаконченного романа Янна (Это настигнет каждого, с. 348-349):

Некоторое время они двигались вдоль железнодорожного полотна, но потом свойства улицы изменились из-за всякого рода подмен. Она сделалась совершенно безлюдной и, похоже, теперь полого поднималась вверх. Сперва друзья вообще этого не заметили. Но по прошествии какого-то времени, довольно большого, они вдруг увидели, что находятся вне пределов города. Справа и слева от дороги выстраивался ландшафт, который, казалось, состоял лишь из красок, ничего им не говорящих. Они как будто распознавали поля; но было неясно, растут ли на этих полях культурные злаки или только буйные дикие травы. Леса, возникавшие вдали и похожие на тучи или на незавершенные горы, имели тот же цвет, что и поля по обе стороны от дороги. Друзья, не чувствуя усталости, шагали дальше и вскоре поняли: прямая как стрела дорога, по которой они идут, похоже, уводит в бесконечность.

С. 52. ...о счастье, происшедшем от чресл его. Ср.: Книга Судей 8, 30: «У Гедеона было семьдесят сыновей, происшедших от чресл его, потому что у него много было жен».

С. 55. Он ведь видел такие картины только как уже свернувшуюся кровь, в книгах... Эту мысль Янна подхватывает в своем программном поэтологическом тексте современный немецкий прозаик Райнхард Йиргль («Дикая и укрощенная письменность», в: Sprache im technischen Zeitalter, Heft 171, 2004; курсив мой. — T. Б.):

Отчужденный от себя, от своего языка и от общества человек может обнаружить новые взаимосвязи, наблюдая тот след, который проложила в разорванной поверхности общества свернувшаяся как кровь и ставшая словом история самого человека. Это и подразумевается в известном высказывании Готфрида Бенна: «Действительно только слово».

С. 56. ...в надстройку на шкафуте. Шкафут (здесь) — средняя часть верхней палубы от фок-мачты до грот-мачты.

С. 57. ...на палубу бакборта... Бакборт — левая сторона (борт) судна, смотря с кормы на нос.

С. 59. ...ровным пламенем горела свеча. Ср. дневниковую запись Янна от 10 декабря 1915 года, где он вспоминает, как подростком жил в лесном домике в Люнебургской пустоши (Угрино и Инграбания, с. 360; курсив мой. — Т. Б.):

Я понял также, что я, чтобы насладиться богатством своего детства, должен был бы жить в замке, старом и таинственном: там бы меня нашли те вещи, перед которыми теперь я лишь испытывал страх. Хорошо уже то, что домик располагался в лесу, который часто по вечерам казался очень темным и покинутым. В сущности, там было немного такого, что могло бы испугать мальчика с тонкой душевной организацией. Случилось, например, что свеча, которая горела передо мной, внезапно превратилась в нечто неописуемое. Может, я ее понял. Во всяком случае подумал, что и сам я — такая же свеча. Может быть, я ждал и внешнего превращения, но, конечно, со мной оно произойти не могло, потому что уже тогда я был словами, которые говорю. Однако стоявшие вокруг, как мне кажется, внезапно поняли, что говорю я правду.

С. 59. ...раскачивался в кардановом подвесе. Карданов подвес — универсальная шарнирная опора, позволяющая закрепленному в ней объекту вращаться одновременно в нескольких плоскостях. Главным свойством карданова подвеса является то, что если в него закрепить вращающееся тело, оно будет сохранять направление оси вращения независимо от ориентации самого подвеса. Это свойство нашло применение, среди прочего, в держателях судовых компасов или просто сосудов с питьем, поскольку позволяет предмету находиться в вертикальном положении несмотря на толчки и тряску. Подвес получил свое название по имени Джероламо Кардано (1501-1576), который описал его в книге «De subtilitate rerum» («Хитроумное устройство вещей», 1550).

С. 60. Он усвоил только один урок: что никогда не сумеет настичь себя самого, что собственное отражение в зеркале руку ему не протянет. Стекло холодно вдвинется между ними, воспрепятствовав встрече. Такая встреча со своим отражением (или: отражениями) описывается в новелле Янна «Свинцовая ночь» (1956; Это настигнет каждого, с. 64-65):

Он постучал, прислушался, ничего не услышал. Постучал еще раз; приглашения войти не последовало. Но он все-таки вошел. И первое, что увидел, — себя самого, делающего шаг навстречу и прикрывающего за собой дверь. А затем, постепенно распознавая, увидел совершенную симметрию комнаты: помещение, как бы рассеченное пополам, и после, в воображении, снова восстановленное до целого. Ибо стена напротив была из стекла — сплошное зеркало, удваивающее предметы и всё происходящее. Так что Матье поначалу увидел альков за стеклянной стеной — словно в ином, недоступном мире, в нереальном. И, шагнув к этому алькову, он — его второе я — только отдалился от своей цели.

На мгновение Матье растерялся. А потом уже стоял возле гигантского окна, напротив себя самого (так близко, что мог бы дотронуться, но дотронуться не получалось), — и рассматривал себя, хлопая рукой по стеклу.