Книга Россия и Запад. От мифов к истине - Валерий Шамбаров

Добавилась Божья кара – засуха, несколько голодных лет. Множество людей вымирало, разбредалось по стране в поисках хлеба. Бояре и дворяне распускали и выгоняли холопов, не в силах их прокормить. А когда голод миновал, принялись разыскивать их. Возвращаться в крепостное состояние, конечно, не хотелось. Появились разбойничьи банды, разгулялись возле самой Москвы. Их громили, вылавливали, казнили.

А на юге России еще Иван Грозный начал прикрывать степную границу засечными чертами и системами крепостей. Эту деятельность продолжали Федор Иоаннович, Годунов. Жизнь там была опасной, людей всегда не хватало, и воеводы принимали всех подряд, смотрели сквозь пальцы, откуда и кто появился. Сюда стекались и голодающие, и опальные казаки, и беглые, и разбойники. Южные города превратились в настоящую пороховую бочку.

Тогда-то и появилась «спичка» – фигура Лжедмитрия. Откуда? Достоверной информации об этом нет до сих пор. Например, Костомаров приводит весьма убедительные данные, что он все-таки не был беглым монахом Гришкой Отрепьевым. Москвичи впоследствии отмечали, что крестное знамение он клал не совсем так, как было принято на Руси. Вроде, правильно, но в каких-то неуловимых мелочах движения отличались. А это впитывалось с молоком матери, отвыкнуть за три года бывший монах никак не мог. Не совсем так он прикладывался и к иконам. Не соблюдал некоторых обычаев. Не ходил регулярно в баню (а русские, в отличие от западноевропейцев и поляков, были очень чистоплотными, мылись не реже двух раз в неделю). Не отдыхал после обеда (русские вставали рано, с восходом солнца, поэтому ложились днем на часок вздремнуть). Отсюда Костомаров предположил, что авантюрист родился и вырос в семье русского эмигранта в Речи Посполитой.

Впрочем, был ли Лжедмитрий Отрепьевым или не был, не суть важно. Гораздо более показательными представляются факты, что вокруг Самозванца обнаружились те же самые личности, которые и раньше были задействованы в тайных операциях Рима. «Первооткрывателем» и главным покровителем Лжедмитрия выступил ни кто иной, как Юрий Мнишек. Принял у себя в имении, обеспечил представление к королевскому двору, выступил ярым поборником похода на Россию. Наконец, подсуетился сосватать «царевичу» собственную дочь – настолько был уверен в успехе.

Завязались оживленные контакты с Римом, с иезуитами. Самозванец дал все необходимые обещания и подписал требуемые документы о подчинении Русской церкви папе, о передаче полякам Смоленска и прочих пограничных областей. Через границу Лжедмитрий вторгся с весьма немногочисленными отрядами, у него было лишь пять тысяч поляков и всякого сброда. Зато психологический расчет оказался точным. Народ был сбит с толку, видел в Лжедмитрии сына Ивана Грозного, продолжателя его политики. Весь юг России взорвался и заполыхал…

Но стоит отметить и такой немаловажный факт: рядом с «царевичем» постоянно находилась группа иезуитов. Они явно прошли заблаговременную солидную подготовку, свободно говорили по-русски, досконально знали православное богослужение, успели отрастить длинные бороды (а борода вырастает не за один день и не за месяц!) и маскировались под русских священников. И в это же самое время, когда отряды Самозванца вступили на русскую землю, в Венеции вышла книга «Повествование о замечательном, почти чудесном завоевании отцовской империи юношей Дмитрием». Она в точности, буквально слово в слово, пересказывала легенду о «спасении царевича», которую озвучивал во всех беседах, речах и воззваниях сам Лжедмитрий.

Мгновенно, в самые рекордные сроки, это сочинение было переведено с итальянского языка на немецкий, французский, испанский, польский, латынь, стало распространяться по Европе баснословными для того времени тиражами. А автором книги оказался… Антонио Поссевино. Да уж, мир тесен! Впрочем, пропагандистская кампания на Западе была развернута вообще беспрецедентная. Даже великий испанский драматург Лопе де Вега получил заказ на пьесу «Великий князь Московский» – на ту же самую тему, о «чудесном спасении царевича Дмитрия» и его успехах в возвращении «законного» престола.

Косвенным свидетельством, где же лежали истинные корни Смуты, могут послужить и высказывания некоторых тогдашних политиков. В 1606 году, уже после крушения авантюры, папа Павел V сетовал, что «надежда приведения великого княжества Московского к святому престолу исчезла». А на польском сейме в 1611 году прозвучали такие заключения: «Источник этого дела, из которого потекли последующие ручьи, по правде, заключается в тайных умышлениях, старательно скрываемых, и не следует делать известным того, что может на будущее время предостеречь неприятеля». Выходит, ясновельможные паны что-то знали.

Пока Борис Годунов был жив, он еще как-то удерживал ситуацию в стране под контролем. Его воеводы действовали не лучшим образом, но в каждом столкновении неизменно громили Лжедмитрия, карали мятежные волости. Однако 15 апреля 1605 года царь скоропостижно скончался. Повиноваться его родственникам и приближенным не желали ни знать, ни народ. Войска стали переходить на сторону Самозванца, он победоносно двинулся к Москве. Сын и наследник Бориса, Федор, силился организовать оборону, но взбунтовалась и сама столица. А возглавил мятеж в пользу Лжедмитрия еще один наш «знакомый» – старый заговорщик Богдан Бельский. Как вы считаете, не слишком ли много «случайных» совпадений? Бельский, Мнишек, Поссевино…

Правда, торжество Самозванца оказалось недолгим. Он слишком откровенно проявил себя в Москве. Стал перестраивать государство на польский манер, Думу переименовал в сенат, ввел польские придворные чины и моды, ударился в разгул, пиры, охоты. Окружил себя поляками и проходимцами, за полгода растранжирил из казны 7,5 миллионов рублей (при доходной части годового бюджета 1,5 миллиона). Приказал сделать опись богатства и владений монастырей, не скрывая, что хочет конфисковать их. Устраивал оргии в царской бане, позже в Москве насчитали свыше тридцати баб, ставших после этих развлечений «непраздными». Самозванец наломал дров и во внешней политике, в угоду папе и Польше затеял воевать с турками и шведами.

Да и бояре не для того свергали Годуновых, чтобы посадить себе на шею безродного авантюриста. 17 мая 1606 года Василий Шуйский организовал переворот. Пришел конец и Лжедмитрию, и многим его клевретам, понаехавшим наглым иноземцам. Но Россия была уже взбудоражена, раскачана, расколота, и подпитывать начавшуюся Смуту не составило особого труда. Сперва в Польше окрутили ложью и посулами храброго, но недалекого Болотникова, на Руси полыхнул второй мощный взрыв восстания. Потом запустили фигурку, первую попавшуюся под руку – Лжедмитрием II назначили нищего еврея Богданку из Шклова.

А рядом с ним очутились не только алчные паны. К нему перекочевала та же группа агентов-иезуитов, которая обреталась вокруг его предшественника. Уж они-то ухитрились уцелеть в резне переворота, попрежнему исподволь гнули нужную им линию, внушили Марине Мнишек необходимость признать «мужа», якобы во второй раз чудесным образом спасшегося.

Искусители добились своего. Россия соблазнилась. Соблазнились почти все. Высшая знать грызлась за власть, предавала друг друга. Дворяне и бояре изменяли, ради наград и пожалований перелетали то на одну, то на другую сторону. Города и волости ради собственных выгод присягали самозванцам. Казаки, крестьяне, холопы ошалели от возможности просто погулять и пограбить. Но цена соблазнов оказалась чрезвычайно высокой. Внутренний развал и усобицы открыли дорогу для открытой интервенции. На Россию двинулись уже не банды сброда, а профессиональные армии.