Книга Наша союзница - ночь - Анна Старинова

– Нет, товарищ народный комиссар, есть русская пословица «Не в свои сани не садись»

– А есть и другая пословица, – прервал меня нарком. – «Не боги горшки обжигают». Не думайте отказываться, вы ведь член большевистской партии, которая требует сейчас от нас большого напряжения всех сил и смелого выдвижения молодых кадров.

Мне казалось, что нарком, так много времени уделивший моей персоне, да еще по моему заявлению, поданному в отдел кадров, наконец рассердится и прогонит меня, но ничего подобного не случилось.

– Товарищ Обручева! – начал спокойно Петр Андреевич, – назначим вас все же исполняющим обязанности начальника управления детскими домами и спецшколами, и приступайте к работе. Все условия для вас будут созданы.

Он встал, давая понять, что больше возражений слушать не будет. И сказано это было уже таким тоном, что я решила: «Будь что будет».

Почти всю ночь я не спала. Мысли не давали покоя, думала о будущей работе, которую я так себе и не представляла.

Встала разбитая, невыспавшаяся и поехала в Наркомпрос.

Зашла, как условились, к начальнику отдела кадров. Он пошел со мной в кабинет начальника управления детскими домами и спецшколами и представил меня личному составу. Всего налицо в управлении было человек двадцать.

Познакомившись со всеми, я осталась вдвоем с секретаршей – тов. Александровой.

Пожилая секретарша, с проседью в волосах, имя и отчество которой я, к сожалению, позабыла, положила мне на стол целую стопку всяких папок и сказала:

– Анна Корниловна! Тут и утренняя почта, и исходящие документы.

– Помогите мне разобраться в бумагах! – обратилась я к секретарю.

– Прочитайте входящие, примите решение и наложите резолюции. Исходящие от вашего имени – подпишите, а за подписью наркома – завизируйте. Если потребуется справка или кто-либо из работников, вызовите их через меня или непосредственно по телефону. Самый последний список их у вас на столе, под стеклом.

Глянула я на пухлые папки, и такая грусть меня обуяла, что хоть плачь, но делать было нечего. Пришлось читать.

Чего только не было в этой утренней почте! Тут разоблачали «врага народа», там убежал мальчишка, происшествия, просьбы, заявки… Исходящих бумаг было меньше, но и они для меня были загадкой.

Никаких решений я принять не могла. Все для меня было незнакомо. Вызвала секретаршу.

– Прошу вас, – назвала я ее по имени и отчеству, – помогите мне для начала.

Обилие неисполненных входящих явилось результатом длительного отсутствия начальника управления. «Временно исправляющие дела» дел не решали. На некоторых документах я увидела резолюции моего предшественника тов. Гасилова, которого уже объявили врагом народа, а потому его решения не принимались во внимание.

Весь день приходили посетители, мешали работать телефонные звонки. Для чтения документов оставалась только ночь.

Ушли мы с секретаршей уже за полночь. Болела голова, а, главное, было чувство тяжести от непосильной работы. Все для меня было совершенно ново. Вначале я думала, что спецшколы готовят разных специалистов, а оказалось, что это школы для глухонемых, слепых и других детей, которых нельзя было учить в общих школах.

Мне представили списки руководящих работников спецшкол и детских домов с указанием времени вступления в занимаемую должность и кем были эти работники до их выдвижения, я узнала, что в 1937 год были сняты более четырех пятых всех директоров и их заместителей.

Вновь назначенные в большинстве не имели ни нужных знаний, ни должного опыта, а потому состояние домов и школ, воспитание в них детей значительно ухудшилось. Выходило, что работать без знания дела заставили не одну меня.

Следующий день был еще тяжелее. Уже с самого утра шли директора спецшкол и детских домов, работники своего управления, представители из областных управлений.

И так каждый день. Хорошо, что секретарша была опытная и в меру своих сил помогала мне разбираться в бумагах, но и с ее помощью я не могла справиться с огромным потоком бумаг.

Чем больше я вникала в суть работы начальника управления, пытаясь осилить возложенные на меня обязанности, тем больше убеждалась, что я не подготовлена для этой должности. Я приезжала рано утром, просиживала в управлении и на заседаниях до поздней ночи, но часто не могла полностью прочитать все входящие, на которых накладывала резолюции, иногда подписывала исходящие, составленные исполнителями, не будучи уверенной, что они являются правильными.

Нарком работал еще больше. Но и он не успевал все сделать вовремя. Очень важные вопросы, которые мог разрешить только он, не решались только потому, что у него до них не доходили руки.

А это было обусловлено тем, что многие вопросы, которые могли бы решаться на местах, там не решались, так как не осталось опытных квалифицированных кадров руководителей, а выдвинутые молодые коммунисты еще не освоились со своими правами и обязанностями, да и не имели должной подготовки.

Хуже всего было иметь дело с «временно исполняющими обязанности» и даже с «исполняющими обязанности». Они не думали о завтрашнем дне, а думали о том, чтобы не ошибиться. Таких в то время было немало.

Мешали работе и многочисленные плановые и неплановые совещания, на которых очень много говорилось о бдительности, которая иногда доходила до неоправданной подозрительности.

В этих условиях меня, несмотря на самоотвод, избрали членом партийного комитета Наркомата, и работы еще прибавилось.

Надежда Константиновна Крупская

Вскоре после начала работы в Наркомпросе совершенно неожиданно меня пригласила к себе заместитель наркома Надежда Константиновна Крупская. Я вспомнила, как мы тепло говорили о ней в далекой Испании.

Я не раз слышала о ее скромности, доступности и простоте, хотелось мне с ней встретиться и побеседовать, но когда шла к ней, все же волновалась. Да и как было не волноваться, я шла к человеку, прошедшему большой путь вместе с Владимиром Ильичом.

Я вошла и представилась. Поздоровались.

– Прошу, товарищ Обручева, – сказала Надежда Константиновна тихим голосом, показывая на стул.

– Простите меня, что я оторвала вас от дела, но мне хотелось с вами поговорить о детдомах и спецшколах, – начала она, и на меня устремился внимательный взгляд ее больших серовато-зеленых глаз, а на лице приветливая, доброжелательная улыбка. Неловкость и волнение мои исчезли, я почувствовала себя свободно и уверенно.

Надежда Константиновна живо интересовалась постановкой работы в детских домах и спецшколах, учебой, трудом, бытом, спрашивала, чем занимаются дети в свободное время, как обстоит дело с трудоустройством тех воспитанников, которые по возрасту уже не могут быть в детских домах? На все вопросы я отвечала, как могла и что знала.

– Ну вот мы с вами и познакомились, – заметила Надежда Константиновна, видимо, удовлетворенная моими ответами. – Когда в чем-либо понадобится моя помощь, не стесняйтесь, заходите.