Книга Холодные близнецы - С. Тремейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Торране, за грязевыми полями, моргнул во тьме маяк. Ослепительно-белый свет. После – тьма.
Где Энгус? Чего он так долго? Утонул, что ли? Надеюсь, да. Но при этом и нет. Я ничего уже не знаю.
Я стою у кухонного окна. Вокруг раскинулись унылые грязевые поля, за которыми лежит Орнсей. На Торран опустился такой густой туман, что мне почти ничего не видно. Я словно смотрю в космос – тоскливая, беззвездная пустота.
– Мама, а где папа?
Лидия дергает меня за рукав кардигана. Невинное дитя с дыркой вместо молочного зуба, синие глаза не мигают, худенькие плечи подрагивают от волнения. Я ненавижу Энгуса, но Лидия не может потерять отца таким образом. Может, мне не следовало отпускать Энгуса, но он всегда стремился помочь Бини, невзирая на невзгоды и опасности.
Струи дождя, подгоняемые ветром, хлещут в стекло.
Куда он запропастился? За окном – лишь серые размытые пятна. Еле пробивающийся лунный свет, затянутые туманные берега Орнсея. Больше ничего. Каждые девять секунд маяк, будто папарацци, дает вспышку, но в ее свете видна лишь влажная пустота.
– Мам, где папа?
Я беру Лидию за руку.
– С папой все будет в порядке. Он спасет Бини, но это очень трудно сделать, потому что сейчас ночь.
Хотела бы я себе верить. Я даже не знаю, живым или мертвым нужен мне муж?
Я до сих пор не пойму, как именно собака угодила в трясину. Они с Лидией шумно возились в столовой – они последнее время часто так делают – а я в комнате Лидии гладила белье. Потом Лидия закричала. Я прибежала в столовую, собака уже убежала, а входная дверь на кухне скрипела, качаясь под ветром туда-сюда.
– Где папа?
Возможно, Бини увидел крысу и погнался за ней? Или все дело в Лидии? Вдруг она его напугала и он удрал? С тех пор как Бини попал на Торран, он вечно трясся от страха, особенно его пугал дом.
– Мама! Это Бини, я его слышу!
Что? Действительно собачий вой? Я быстро подхожу к двери и распахиваю ее настежь. Ураган тотчас пытается загнать меня обратно – злобный ветер и яростный дождь. Я беспомощно ору изо всех сил – в сторону грязевых полей, песчаных отмелей, стоящих на якоре лодок и островерхих мрачных елок. Там сплошная пелена тумана.
– Энгус! Бини! Энгус! Бини!
С тем же успехом я могла бы кричать в угольную шахту. Или в закрытый и протекающий подвал. Вихри выхватывают мои слова и уносят прочь – к Арднамерхану и Саммер-Айлз.
Саммер-Айлз – Летние острова. Меня накрывает отчаяние. Трагедия опять нас настигла. Мы не смогли замести следы в Лондоне.
– Мама, а папа вернется? – спрашивает Лидия из дверей. – Он вернется, как Лидия?
– Да, конечно же, милая.
На ней розовые тонкие рейтузы и короткая джинсовая юбка. Ее кофточка с «Хелло Китти» слишком легкая, она простудится.
– Лидия, ступай, пожалуйста, в дом. Папа обязательно придет, не волнуйся, милая. Почитай пока что-нибудь. Папа скоро придет.
Лидия поворачивается и мчится в столовую, я бегу за ней. На подоконнике стоит наш дряхлый бакелитовый телефон, заляпанный краской. Старинная трубка кажется очень неудобной, а громоздкий наборный диск вертится еле-еле. Я набираю номер Джоша и Молли, но ответа нет – на другом конце провода тянутся обманчиво-спокойные длинные гудки.
Я звоню Джошу на сотовый. Опять неудача. «Привет, это Джош Фридленд. Если вы насчет работы – свяжитесь с компанией “Стронциан Стоун”…»
Я швыряю трубку. Я негодую, я зла на весь мир сразу. Кто нам поможет?
Гордон, лодочный мастер! Точно. В моем мобильнике есть его номер. Я бегу в спальню, хватаю из захламленной прикроватной тумбочки почти бесполезный телефон и мучительно жду, пока он включится. В спальне появляется Лидия. Она выглядит как-то не так. Волосы растрепаны сильнее, чем обычно. Безмятежно, как в трансе, она наблюдает за тем, как я трясу мобильник – включайся, включайся, скотина! Под мышкой Лидия держит плюшевого леопарда Лепу. Она мнется и нерешительно говорит:
– Мама, а может, неважно, что будет с Бини? Кирсти ведь не вернулась, а если и Бини не вернется, будет не страшно, да?
– Лидия, дорогая, о чем ты? – я пытаюсь найти номер.
– А папа вернется, правда? Мам, прошу тебя! Лидия не возражает. Кирсти нет, и теперь неважно, что он сделал. Мы его вытащим из грязи?
Что?
Я в растерянности смотрю на нее. Из моих глаз вот-вот польются слезы. Еще секунда, и я разревусь: по моей Кирсти и по тому, что Энгус с ней сотворил.
Нет. Сара, займись телефоном. Его экран дружелюбно сияет в полумраке плохо освещенного дома. Сигнала нет. Разумеется. Нажав две кнопки, я попадаю в «КОНТАКТЫ». «Г» или «Ф», «Г» или «Ф».
Гордон Фрейзер. Вот его номер.
Я бегу в столовую, поднимаю старинную трубку, терпеливо накручиваю на диске 3, 9, 4, 6, и на другом конце линии идет гудок. Возьми трубку, давай, возьми трубку! Внезапно сквозь треск помех я слышу голос – слабый, не очень приветливый, глухо звучащий сквозь бурю.
– Гордон Фрейзер.
– Гордон, это Сара Муркрофт с Торрана.
Мучительная пауза.
– Сара. Понял. Здрасте.
– У нас большая беда, – линия щелкает и булькает. – Умоляю вас.
– Я не… – Пшшшшш, – … аю вас.
– Гордон!..
– Сара?
– Гордон, нам нужна помощь.
Связь глохнет окончательно, пропадает даже шум статики, и я почти хочу разбить телефон об стену – в самый важный момент он сдох! Специально, что ли, подгадывал? Неожиданно я слышу свист помех – настолько громкий, что уху больно, а когда они пропадают, до меня доносится голос Гордона.
– Миссис Муркрофт, стряслось что-нибудь?
– Да!
– Что именно?
– Мой муж, Энгус, пошел на грязевые поля. У нас собака потерялась, и он решил ее спасти, когда вода была низко. Уже темно, и я переживаю – его так долго нет, и я не знаю, что делать, я боюсь за него, и…
– Значит, в грязи, говорите?
– Да.
– Возле Торрана и совсем один?
– Да!
На том конце линии – неодобрительное молчание.
– Ясно. Вы, миссис Муркрофт, успокойтесь. Я сейчас позову ребят из «Селки».
– Спасибо вам, спасибо!
Я вешаю трубку, прежде чем разговор не высосал из меня все соки. Я словно очутилась в смертельной компьютерной игре, и телефон – это твои проценты жизни, которые уменьшаются, а затем слышишь: «Бззз – игра окончена». Я оборачиваюсь и вдруг вижу Лидию. От удивления я чуть не сползаю по стенке.
Она тихо стоит за моей спиной. С бледным лицом. В ее широко открытых голубых глазах застыла печаль.