Книга Прихоти любви - Евгения Марлитт

Герцогиня замолкла, глаза ее затуманились, в то время как губы улыбались. Клодина не могла удержать слез, катившихся по щекам.

– Мне так жаль его, – повторила герцогиня, – я хочу быть доброй, терпеливой, ласковой с ним. И еще мне жаль Елену, она любит твоего жениха.

– Да, – вздохнула девушка.

– Ах ты прекрасное, благословенное небом создание, к которому стремятся все сердца! – сказала больная. – Как, должно быть, хорошо чувствовать себя так любимой.

Голос герцогини звучал грустно и безнадежно.

Клодина встала и подошла к окну, она не должна была показывать, что и ей не менее тяжело.

– Я не хочу удерживать тебя дольше, Клодина, – продолжала герцогиня. – У тебя сегодня еще много дел. Ты должна представиться маме как невеста, а его малютке как мать, и вам – и тебе, и ему – надо о многом поговорить. Иди, Клодина, иди с богом!

Она улыбнулась. Маленький принц с радостным восклицанием стащил с волос матери чепчик и поцеловал ее. Она поспешно отвернула лицо. Клодина слышала, как она прошептала: «Дорогой мой, мама не может целовать тебя, мама больна!»

Взволнованная девушка еле нашла в себе силы поцеловать прозрачную руку и выйти. Она опустилась на стул в своей комнате и, плача, закрыла лицо руками.

Горничная с удивлением посмотрела на нее. И это невеста? Счастливая, богатая невеста сидела такая бледная и мрачная? Горничная нагнулась и подняла футляр, упавший с колен ее госпожи. Он раскрылся при падении, и горничная залюбовалась великолепным бриллиантовым ожерельем. Клодина ничего не замечала, она чувствовала только, что не выдержит комедии, которая должна начаться.

Наконец она рассеянно стала переодеваться. Вчерашнее платье испорчено, а других светлых туалетов у нее здесь не было, и она была вынуждена надеть черное кружевное платье, которое пришлось украсить живыми розами.

Белая перевязка резко выделялась на черном фоне. Под руку с Лотарем Клодина пошла к герцогине-матери; потом они были приглашены его высочеством на завтрак, за которым принимали поздравления немногочисленных придворных. После обеда поехали в Нейгауз. Вся прислуга собралась на широкой лестнице встретить жениха с невестой. Беата стояла на пороге с распростертыми объятиями, держа в руках роскошный букет, рядом с ней няня держала на руках разряженную малютку. По крупному улыбающемуся лицу Беаты текли слезы радости.

– Дина, дорогая моя! – восклицала она, обнимая подругу. – Кто мог представить себе это. – Она взяла ребенка из рук няни. – Теперь у тебя, червячок, есть мать! Да еще какая!

Лотарь сдержал ее слишком шумную радость, показав глазами на Клодину.

– Ведь она сейчас не сможет удержать Леони, Беата, – сказал он, передавая ребенка няне, и тотчас увел Клодину от взоров прислуги в дом. – Не надоедай Клодине расспросами, сестрица, приготовь что-нибудь освежиться, а потом поедем с нами в Броттер.

– Но, Лотарь, там сегодня большой концерт в курзале.

– Именно поэтому, милая Беата!

Сестра, качая головой, пошла сделать распоряжения и, пока против обыкновения поспешно переодевалась, бормотала про себя: «Я думала, жених с невестой всего охотнее сидят в тени, а эти, вообще не любящие суеты, вдруг едут в первый же день помолвки в толпу сплетников».

Беата не все понимала сегодня, у нее закружилась голова от неожиданного шумного отъезда дам. Прошлую ночь она не сомкнула глаз, потому что накануне вечером Лотарь вернулся вдвоем с принцессой, и она, лишь мельком взглянув на брата, поняла, что он жених, и сердце ее замерло от страха. Принцесса стремительно убежала наверх, а на его лице лежал странный блеск. «Очевидно, принцесса спешит сообщить матери о своем счастье», – подумала Беата.

Действительно, Лотарь позвал ее к себе в комнату, где стоял, облокотившись на сервант с книгами, это была его любимая поза, когда он хотел сообщить что-нибудь важное

– Сестра, – сказал он, идя к ней навстречу, – я помолвлен!

Она пожала ему руку и поцеловала в губы.

– Поздравляю тебя, Лотарь

– И ты совсем не рада, Беата.

– Лотарь, – сказала она, – обычно когда брат женится, думаешь, что получишь сестру. Но, – она добродушно улыбнулась, – не могу же я стоять, как сестра, рядом с принцессой. Ведь мы так же подходим друг к другу, как домашний петух к золотому фазану. Но это пустяки, лишь бы ты был счастлив.

– Я хочу быть счастливым. И хотя лебедь так же мало подходит к петуху, как и фазан, я думаю, что, воплощенные в людях, они прекрасно уживутся. Я помолвлен с Клодиной, умная сестра!

«С Клодиной! Ну, можно посмеяться над моей догадливостью», – подумала она и, постепенно приходя в себя от изумления, воскликнула:

– Слава богу!

Потом, ласково взяв брата за руку, добавила:

– Садись и рассказывай!

Он рассказал об операции и опасном положении больной, о мужестве и самопожертвовании Клодины, но только не о том, о чем хотелось услышать Беате. Она не стала расспрашивать больше, зная, что он скрытен и ни за что не даст никому заглянуть себе в душу: это было семейное свойство Герольдов.

Среди таких размышлений Беата, надевая, чтобы ехать с помолвленными в Броттер, свою самую модную шляпу, которую она заказывала к вчерашнему празднику, вспомнила утренний отъезд и ужасную сцену в детской. Маленькая Леони лежала после купания в постельке и сладко спала. В комнату вошла принцесса Текла, уже совершенно готовая к отъезду, в сопровождении фрау фон Берг, и потребовала ребенка.

Старая Дорта стала, расставив руки, перед кроваткой, и объявила на своем простонародном наречии, что только сам господин должен сказать ей, может ли малютка уехать с бабушкой.

Ее светлость до того забылась, что хотела своими руками оттолкнуть крестьянку, но здоровенная женщина не шевельнулась и стояла твердо, как сосна в лесу.

– Пусть простит мне Бог, – сказала она, энергично отклоняя руки принцессы, – что я забываю уважение к вашей светлости, но он простит, потому что я исполняю свой долг и не позволю ограбить моего господина!

– Глупая женщина! – воскликнула фрау фон Берг. – Кто же хочет грабить! Ее светлость – бабушка ребенка.

– Пусть это мне скажет мой господин, – получила она ответ.

– Вашего господина нет дома, образумьтесь!

Однако ничего не помогло. Дорта уперла кулаки в бока, готовая к бою, и оставалась на своем посту. Вдруг она ухитрилась схватить старомодный звонок, и из комнаты понесся пронзительный звук. Отсюда нередко слышался звонок, но никогда еще не было такого сильного, как сегодня.

Звонок из детской был всем известен: в этой комнате лежали больные господа, и в ней же они умирали. Неудивительно, если все подумали, что случилось несчастье, и Лотарь, только что вернувшийся из поездки по полям, помчался по коридору, за ним Беата и вся прислуга. Он отослал людей и запер за собой и Беатой дверь детской.