Книга За жизнь платят кровью - Владимир Стрельников

А сейчас вот, учитывая, что наш карантин закончился, решили забацать жарехи и чуть выпить. Мои ветераны подсказали отличный распадок, укрытый от большинства ветров, и вот мы здесь. Мы — это егеря, казаки, уланы, профессор, оказавшийся интереснейшим собеседником, и инженер. Ему, кстати, пришлось очень плохо. В том мире осталась его молодая и любимая супруга, причем на восьмом месяце беременности. Судя по всему, особым финансовым благополучием семья Знаменских не отличалась, и из‑за этого инженер, оказавшийся хоть и бородатым, но совсем молодым мужиком, здорово переживал. Настолько сильно, что психологи и институтский поп почти три недели беседами приводили его в хоть немного приемлемое состояние.

— Вашбродь, снимать? — От раздумий меня оторвал голос молодого казака, Матвея Жудина. Он следил за жарящейся рыбой на том конце костра, периодически переворачивая пласты рыбьего мяса деревянными лопатками.

— Снимай. — Я сам начал снимать шкворчащую рыбу с решеток, укладывая горкой на чистые струганные доски. — Так, Леш, как думаешь, сразу следующую порцию закладываем, или сначала стоит выпить и закусить?

— Я думаю, что сначала надо выпить и закусить. А то раздразнил всех запахом, скоро все валуны слюной закапаем. Так ведь, Афанасий Илларионович? — Лейтенант обратился к задумчиво сидящему профессору.

— А? Да — да, вы правы, определенно. Свежий воздух и такой аромат способствуют аппетиту, и не стоит откладывать трапезу. Тем более, что мы никуда не торопимся. — Кивнул массивной головой в великолепном котелке проф, очнувшись от размышлений. — Господа, стоит выпить, определенно.

— Тогда разливайте. — Леха, как старший по званию, кивнул старшине, вахмистру и старшему уряднику. Те в свою очередь кивнули назначенным виночерпиям, и вскоре стоящие на недавно сколоченном столе стаканчики из нержавейки наполнились сорокоградусной. Рядом мы поставили доски с горами жаренной рыбы, лежали нарезанный хлеб и свежие огурчики и зеленый лучок из институтской теплицы. Это тоже завхоз расщедрился, как старому знакомому.

Старый улан аккуратно поставил на стол литровую бутылку, по слогам прочитал название, и восхищенно прищелкнул языком.

— "Столичная"! Это что же, ее в самом Санкт — Петербурге делали?

— Нет. — Я отрицательно качнул головой. — В самом Питере сейчас ничего не делают, вам же рассказывали. Просто старое название, старая рецептура. Но раз на бутылке стоит ГОСТ, то это очень хорошая водка, надзорные органы следят за тем, чтобы самозванцы не портили известные марки.

— За знакомство, товарищи. — Командир поднял свой стаканчик, следом за ним подняли и все остальные. Легко блякнула тонкая нержавейка, сталкиваясь краями, и все дружно выпили. Все‑таки армия она всегда армия, на все времена, и всегда солдаты ценили такие вот мероприятия. Да и пара гражданских постаралась не отстать. Впрочем, я тоже гражданский, но я так же сержант резерва первой линии. Так что здесь я среди своих.

Какое‑то время все просто с удовольствием закусывали. Рыбка‑то замечательная, да и погодка соответствует — около ноля градусов, ясно и звездно. Скоро тут серьезные шторма начнутся, а пока нам повезло, и особо мне — в штормягу не порыбачишь.

Первая партия рыбки ушла в лет, да и вторая сильно не задержалась. И только третью пришлось по новой выкладывать на решетку, и чуть подогревать. Все уже наелись, разбились по интересам на несколько групп, играли гитара и две балалайки, казаки шли вприсядку, а от егерей выступил один паренек, закрутивший силовой брейк — данс на плоской каменюке.

Ну а я и Леха снова разговаривали с профессором и инженером.

— Нет, господа, вы не понимаете, что именно вы сделали. Да — да, именно все вы, начиная от ваших предков, переживших Катастрофу, и заканчивая вами, восстанавливающими величие цивилизации. Вы знаете, меня это поразило до глубины души — суметь пережить чудовищное, страшное бедствие, и не быть отброшенными в каменный век. Ваши дирижабли, самолеты — это неимоверно, невозможно. Я уже не говорю про то, что вы освоили ближний, как вы его называете, космос. Спутники в околоземном пространстве, ракетоносцы на боевом дежурстве, способные поразить астероиды — это фантастика, это невероятно. Жюль Верн про такое даже не задумывался. — Слегка захмелевший профессор эмоционально взмахнул зажатым в руке стаканчиком из нержавейки.

— Ну, дальше этим будете заниматься и вы, Афанасий Илларионович. — Усмехнулся я, поджаривая кусок хлеба над углями. Охота стало что‑то жареного хлебца. Вообще, не помешало бы рыбу жарить в тесте, но на такую толпу возиться неохота, просто в муке обваливали. — Математика — она совершенно не изменилась за эти века, да и основы физики тоже.

— Василий Ярославович, если насчет математики вы правы, то насчет физики я с вами категорически не соглашусь. — Ко мне, почему то, профессор относился с немалым уважением. И все из‑за того, что я бортстрелок на дирижабле. Проф ко всему летающему относился с немалым трепетом. — Столько всего нового, особенно электро- и ядерная физика. Гидро- и аэродинамика. Новые элементы, новые законы. За те времена, что прошли, сделано немало открытий. И мне придется самому учиться и учиться. Те же ваши приборы — компьютеры, например. Они меня ставят в тупик одним своим существованием. Нет, я научился ими пользоваться. Но вот программирование, устройство этого прибора — для меня загадка, и мне охота ее разрешить.

— Хороший преподаватель и инженер учится всю жизнь. — Хмыкнул Коломанский, тоже пристраивая кус хлеба рядом с моим. — Да и любой настоящий профи тоже, неважно в какой сфере. Так что не переживайте. Насчет компов — поступите на курсы программирования, постепенно освоите. У вас ясная голова, профессор, вы точно справитесь. Тем более, там именно математика и есть.

— Командир, ты просил сказать, когда киты появятся на горизонте. — Рядом со мной возник политрук. — Они скоро будут около берега, можете посмотреть. Похоже, косяк этого, как его, планктона, к берегу подошел, за ним киты, и много.

— Спасибо. — Я поблагодарил своего подопечного, и встал, обратившись к сотрапезникам. — Не хотите на китовье стадо поглядеть?

— Это было бы интересно. — Кивнул проф, проводив взглядом исчезающего призрака. — Знаете, Василий Ярославович, я никак не привыкну, что вы способны договариваться с призраками. Нет, в принципе, я допускал то, что призраки существуют, слишком много было свидетельств, но вот так, воочую получить подтверждение замогильной жизни — это слишком серьезно.

— Не совсем правильно, Афанасий Илларионович. Мы считаем, что жизнь — это биологическое существование. То, как существуют неупокои — это посмертие. После смерти биологического тела далеко не все обретают такое посмертие, как мои ветераны. Многие просто уходят на перерождение, или в те субстанции, которые в религиях Книги называют адом или раем. Кто‑то становится нежитью, кто‑то нелюдью. Знаете, после Катастрофы многие старые сказки вдруг стали явью. — Я поднял свою винтовку, и забросил ее на плечо. Кстати, то, что казакам и уланам оставили их оружие, здорово помогло. Да, винтовки и револьверы старые, дымнопороховые, но от этого они не стали менее смертоносными. Так что оказанное доверие иномиряне оценили.