Книга Такой же предатель, как мы - Джон Ле Карре

— Здорово, правда? — спросил Бен, устав ждать реакции отца. — Тебе понравилось, папа. Признайся.

— Да. Просто потрясающе, — тактично ответил Люк.

Еще одна ложь — и оба это поняли. Еще на шаг он отдалился от человека, которого любил больше всего на свете.

— Эй, пожалуйста, тише! Спасибо! — взывает консул Попхэм к плебсу. — Отважные гладиаторы наконец решили почтить нас своим присутствием. Поспешим же занять места вокруг арены!

Раздаются смешки — каламбур оценили.

— Львов у нас, правда, нет — не считая разве что Димы. Да и христиан вроде тоже — впрочем, не поручусь за Профессора. — Снова смех. — Гейл, голубушка, только после вас. Видел я много роскошных оправ, но ни в одной, с позволения сказать, не было столь изысканного бриллианта!

Перри и Дима возглавляют процессию. Следом идут Гейл, Банни Попхэм и Эмилио дель Оро. Потом — «чистые делегаты» и их девушки. За ними — толстый коротышка, в полном одиночестве, не считая стакана водки. Люк наблюдает, как они входят в рощицу и скрываются из поля зрения. Луч солнца озаряет обсаженную цветами дорожку и тотчас исчезает. «Ролан Гаррос» повторялся — в том смысле, что у Гейл опять так и не сложилось никакого связного впечатления, хотя она пристально наблюдала за историческим матчем под дождем. Иногда ей казалось, что и сами участники далеки от происходящего.

Она знала, что право выбора вновь останется за Димой — как в прошлый раз. Знала и то, что он предпочтет ждать, повернувшись спиной к наступающим облакам, нежели подавать первым.

Поначалу игроки неплохо изображали состязательный дух — но потом, совсем как уставшие актеры, они забыли, что у них дуэль не на жизнь, а на смерть и на кону Димина честь.

Она беспокоилась, как бы Перри не поскользнулся на мокром покрытии. Вот глупо получится, если он растянет лодыжку! Потом тревога удвоилась: а вдруг поскользнется Дима?

Хотя Гейл, как и справедливая французская публика на стадионе, старательно аплодировала Диме — не меньше, чем его противнику, — ее взгляд был прикован к Перри, отчасти как защитное силовое поле, отчасти как рентген: по его виду и движениям она надеялась угадать, о чем они договорились в раздевалке с Гектором.

Слыша хлюпающий «чпок» мяча о мокрое покрытие, она всякий раз мысленно переносилась в минувший день, после чего усилием воли возвращалась в настоящее.

Намокшие мячи становились все тяжелее. Перри, утратив бдительность, бил чересчур рано, либо отправляя мяч в аут, либо, к своему стыду, вовсе промахиваясь.

Банни Попхэм, сидевший у нее за спиной, наклонился и спросил Гейл, не желает ли она сбежать сейчас, прежде чем вновь разразится ливень, или же предпочтет остаться здесь и пойти на дно вместе с кораблем?

Она воспользовалась его приглашением, чтобы зайти в туалет и проверить входящие на мобильнике — на случай, если Наташа вдруг решила продолжить общение. Но Наташа молчала. Ничего нового — после девяти часов утра, когда Гейл получила зловещую эсэмэску, которую выучила наизусть:

В доме невозможно Тамара общается с Богом Катя и Ира горюют братья целый день играют в футбол мы знаем нас всех ждет беда я больше никогда не увижу отца Наташа

Гейл перезвонила, послушала долгие гудки, нажала «отбой».

После второго перерыва — или третьего? — Гейл заметила, что на размокшем покрытии корта появились лужи. Видимо, оно больше не в состоянии было впитывать воду. Вскоре явился официальный представитель клуба и принялся спорить с Эмилио дель Оро, указывая наземь и разводя руками: дескать, хватит, хватит.

Но у Эмилио дель Оро особый талант убеждения — он заговорщицки подхватил почтенного господина под руку и отвел в сторонку; после короткого разговора тот заторопился обратно под крышу, точно напроказивший школьник.

Но где-то в голове Гейл, полной разрозненных наблюдений и воспоминаний, прочно засел юрист, который тревожится о том, что «иллюзия благовидности» с самого начала на грани краха — впрочем, мир от этого не рухнет, лишь бы ей не помешали встретиться с Наташей и малышками.

Глядите-ка, Дима и Перри жмут друг другу руки через сетку и объявляют, что игре конец. В глазах Гейл это рукопожатие не примирившихся соперников, но сообщников; обман настолько очевиден, что немногочисленные стойкие зрители, мокнущие на трибунах под дождем, должны бы свистеть, а не аплодировать.

И посреди этого хаоса — поистине нет конца-краю сегодняшним несуразностям — возник толстый коротышка, который долго вокруг нее ходил. Он заявил, что хотел бы ее трахнуть. Прямо так и сказал: «Хочу тебя трахнуть», — и на полном серьезе ждал ответа. Тридцатилетний мальчик с плохой кожей и налитыми кровью глазами. В руке — пустой стакан. Гейл сначала показалось, что она ослышалась: в голове у нее шумело. Она — нет, в самом деле! — переспросила. Но к этому времени коротышка уже потерял присутствие духа и ограничился тем, что таскался за Гейл по пятам, на расстоянии нескольких шагов. Тогда она, выбрав наименьшее зло, спряталась под крылышко Попхэма.

Гейл призналась ему, что она адвокат, — этот момент разговора всегда ее страшил, поскольку неизбежно начинались неуклюжие обоюдные сравнения. Но Банни Попхэм увидел здесь всего лишь повод для пикантной шутки.

— О боже! — Он возвел глаза к небесам. — Я пропал! Честное слово, меня бы вы в момент положили на обе лопатки.

Он полюбопытствовал, где конкретно она работает, Гейл ответила — это же абсолютно естественно. А что еще ей было делать?

Она много раздумывала о том, как будет собираться. Интересно, можно ли сложить грязную одежду в спортивную сумку Перри. И так далее — всякие дурацкие мелочи, позволяющие мечтать о том, как она выберется из Парижа и помчится к Наташе. Перри оплатил три ночи в отеле, так что номер оставался за ними до конца дня. Они намеревались сложить вещи прямо перед отъездом — вечерним поездом в Лондон. В их нынешнем мире это был самый естественный способ добраться до Берна. Так люди обманывают возможную слежку, чтобы попасть туда, где их по идее вовсе быть не должно.

В массажной комнате клиентам выдавали халаты. Перри и Дима переоделись. Они снова сидели втроем за столом — по часам Перри, уже двадцать минут. Олли в белом халате склонился в углу над ноутбуком, поставив сумку в ноги; время от времени он что-то записывал и передавал Гектору, а тот складывал бумажки в кучку перед собой. Атмосфера замкнутого пространства напоминала подвал дома в Блумсбери: вином не пахло, но было нечто столь же успокаивающее в доносившихся звуках реальной жизни — в бульканье труб, голосах из раздевалки, шуме спускаемой в туалете воды, треске неисправного кондиционера.

— Сколько достанется Лонгригу? — спрашивает Гектор, взглянув на одну из бумажек.

— Полпроцента, — бесстрастно отвечает Дима. — Как только «Арена» получит банковскую лицензию, Лонгриг получит деньги. Через год — вторая выплата. Еще через год — третья и последняя.

— Куда придут деньги?