Книга Призрак замка Тракстон-Холл. Мистические записки сэра Артура Конан Дойла - Вон Энтвистл

Конан Дойл прервал его излияния, ткнув локтем в бок.

Девушку одолевали сомнения. Она уронила горящую свечу на землю.

– Нет, я не могу сжечь портрет Мэрайи, мы кровная родня. Суровая эпоха ожесточила ее, так что не мне судить.

– А по какому праву она убила мадам Жожеску? – спросил Конан Дойл. – На ее совести смерть миссис Криган и Шеймуса. Она внушила им злодейские мысли. – Он поднял еще теплившуюся свечу и протянул ей. – Этой злобе нужно положить конец. Сожгите портрет, и вы навсегда избавитесь от проклятия Мэрайи.

Леди Тракстон взяла свечу дрожащей рукой и поднесла к костру. Порыв зловонного воздуха затушил фитиль. Она судорожно вздохнула и испуганно взглянула на Конан Дойла. Он выхватил свечу, зажег и снова передал ей. Вторая попытка кончилась тем же – пламя потухло.

– Позвольте мне, – сказал Уайльд.

Он чиркнул спичкой о подошву своего разбитого сапога, попутно прикурил турецкую сигарету и небрежно кинул ее в кучу хвороста. Костер, облитый смолой, запылал с глухим треском. Портрет вспыхнул мгновенно, и языки синего пламени поглотили холст.

В тишину утра ворвался пронзительный крик. Все присутствующие отшатнулись, зажав уши. Костер взревел, взметая искры. Вопль вскоре сменился мучительными стонами. Холст почернел, рама начала плавиться. Рыжее пламя насквозь прожгло глаза Мэрайи Тракстон. Из близлежащей рощицы налетел вихрь, разметав листья и мелкие ветки, прошел по двору и навис над костром. Стенания утихли; огонь пожирал образ Мэрайи, пока не остались одни тлеющие угли. Ветер подхватил их, понес, кружа, вдоль подъездной аллеи и дальше в поле.

Воцарилось спокойствие, солнце в нежном поцелуе слилось с горизонтом, и рассветные лучи осветили главный вход Тракстон-Холла и ошеломленные лица Артура Конан Дойла, Оскара Уайльда и членов Общества психических исследований.

Вскоре прибыли несколько двуколок и один экипаж, чтобы доставить гостей на станцию Слеттенми. Пока грузили багаж, из деревни пришли работники с лестницами и снова заколотили окна ставнями.

Тракстон-Холл опять погружался в мрачную дремоту после недолгого пробуждения.

– Готово, – сообщил Фрэнк, усаживаясь рядом с Конан Дойлом и Уайльдом. На этот раз он складывал необъятный багаж ирландца безропотно. – Можем трогаться?

– Минуту, – сказал Конан Дойл и спрыгнул с повозки, – я должен попрощаться.

Взлетев по каменным ступеням, он вошел под темные своды. Хоуп Тракстон стояла в мраморном холле возле стены, на которой прежде висел портрет Мэрайи. После того как захлопнулись ставни, тени вновь расползлись по своим насиженным местам, и фигуру девушки окутывал полумрак.

Он робко приблизился, не решаясь заговорить. Казалось, у него не хватит слов, чтобы выразить все, что он хотел. Она первой прервала молчание:

– Я очень благодарна вам за спасение.

– Я рад, что смог вам помочь. – Тут на него нахлынули эмоции. – Вы знаете, я… не свободен. Я женатый человек, но моя жена… однажды… в ближайшем будущем…

Она приложила палец к его губам:

– Я понимаю ваши чувства. Но вы должны жить сегодняшним днем, не загадывая наперед. Грядущее не может предсказать даже медиум.

Ее слова охладили его пыл. Он покорно опустил голову.

– Вступив в права наследства, вы останетесь в замке? – спросил Конан Дойл, справившись с собой.

Ресницы Хоуп дрогнули, на мраморный пол упала слеза.

– А куда еще мне идти?

– Вы могли бы перебраться в Лондон.

Она смахнула слезинку и горько усмехнулась:

– Какой смысл менять одну мрачную темницу на другую? Вы же понимаете.

– В Лондоне у вас появятся друзья. Они будут навещать вас, и я мог бы…

– Артур, – прервала она его, – я видела свое будущее. Вы обретете любовь, но не со мной.

– Почему вы так уверены? Вы сами однажды сказали, что медиум видит будущее как через затемненное стеклышко.

Она грустно улыбнулась:

– Тогда давайте надеяться, что эта встреча не последняя.

Он проглотил комок, подступивший к горлу.

– Вы должны приехать в Лондон, – проговорил он дрожащим голосом, – должны. Я сойду с ума, представляя, как вы живете совсем одна, в месте, где произошло столько несчастий.

– Нет. – Она обреченно покачала головой. – Я останусь в Тракстон-Холле вместе с призраками… пока не присоединюсь к ним.

– Я не хочу прощаться. Скажу до свидания.

Она взяла его за руку:

– Прощайте, Артур Конан Дойл. Вы храбрый и добрый человек и обязательно найдете любовь, которую заслуживаете.

Конан Дойл сжал изящную ладонь обеими руками. С неимоверными усилиями он отнял их, сердце его разрывалось. Покидая замок, он обернулся напоследок. Его слепил утренний свет, Хоуп осталась в темном холле. Теперь рядом с ней стояла маленькая фигурка – девочка в ярко-синем платьице держала ее за руку.

Перед отъездом Генри Сиджвик взял со всех обещание никому не рассказывать о происшедшем, дабы сохранить честь старинного английского семейства. Конан Дойл понял, что он не сможет поделиться с миром своими заметками и удивительными тайнами – по крайней мере, при жизни.

Друзья сидели бок о бок на переднем сиденье повозки Фрэнка Картера. Конан Дойл не проронил ни слова, погруженный в свои мысли. Даже Оскар Уайльд был необычно молчалив.

У корявого дерева на Дороге висельников лежал ворон с ободранным хвостом; он распростер крылья и задрал кверху скрюченные лапы.

Друзья обменялись многозначительными взглядами.

Глава 32

Неожиданная развязка

В небе парили клочья облаков. Паровоз тронулся, постукивая тормозными колодками. Станция Слеттенми осталась далеко позади. Было уже без четверти одиннадцать. Артур Конан Дойл и Оскар Уайльд сидели в купе первого класса. Шотландец смотрел невидящим взглядом в окно. Мимо проплывали скучные зеленые поля Ланкашира.

– Артур, твои мысли до сих пор в Тракстон-Холле?

Конан Дойл не сразу понял, что к нему обращаются. Он обернулся к другу:

– Что? Ах нет, о чем ты, – ответил он поспешно.

Он намеренно солгал, потому что как раз представлял миндалевидные глаза и мягкие губы Хоуп Тракстон.

– Ничего, – ответил Уайльд, поднимаясь с места, – все наладится. – Он открыл чемодан и начал перебирать одежду. Прервавшись, он широко улыбнулся другу. – Скоро ты вернешься к своей дорогой Туи.

– Конечно, – согласился Конан Дойл с грустной улыбкой.

Слова Уайльда возродили в его душе образ Туи. Ему стало стыдно за мысли о Хоуп, будто он уже нарушил брачный обет.

Уайльд приложил к себе гранатово-красную рубашку.