Книга Город на Стиксе - Наталья Земскова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Томина уехала на неделю в командировку, Фрониус рвала и метала, а я, как заведенная, повторяла одну и ту же фразу:
— Слава богу, что это случилось сейчас, а не в ЗАГСе — на глазах изумленной публики.
Теплоход ввиду предзимья все равно пришлось бы отменить. Больше всего мы с Жанеттой жалели о платье, но, как по-
том выяснилось, несостоявшаяся невеста его забрала и вместе с фатой повесила в шкаф — очевидно, до следующей свадьбы.
4
Начался театральный сезон: я все время сидела в театре, а ночами писала рецензии. Чуть позже других открылся «Балет Георгия Крутилова», в котором должность художественного руководителя оставалась вакантна, зияя, как черная дыра. Было решено, что театр будет существовать как мемориал (то есть заниматься восстановлением многочисленных крутиловских спектаклей) и работать с приглашенными режиссерами до тех пор, пока… Что произойдет дальше и где взять постоянного балетмейстера с живым, а главное, развивающимся хореографическим мышлением, никто не знал. Педагоги-репетиторы достали давным-давно снятые с репертуара спектакли, и танцовщики, как заведенные куклы, потерявшие кукловода, репетировали день и ночь, чтобы доказать свое право на жизнь без хореографа.
Как зритель со стажем я знала: народ в театр ходит по двум причинам: узнать, что вокруг происходит, а заодно получить художественный аудио-визуальный продукт, который в зависимости от обстоятельств бывает более или менее качественным, но в любом случае его совершенно спокойно можно не смотреть. Как во всяком театре страны в последние пятнадцать-десять лет. (По этой причине я норовлю бывать все-таки в музыкальном театре — благодаря музыке здесь гораздо труднее испортить спектакль, чем в той же злосчастной драме.)
В Городе театры были нужны еще и для того, чтобы люди могли пережить сверхъестественно долгую и ужасную зиму. Зима являлась где-то в ноябре, и сразу было очевидно: на полгода. С утра без объявления войны включался мороз в тридцать градусов, но воспринимался он как все пятьдесят, так как снег непременно запаздывал, земля была точно камень, и как тут прикажете жить? Так вот, театры (концерты) в Городе были нужны ещё и для того, чтобы совладать с паникой перед этой повторяющейся напастью и продержаться хотя бы до января. К январю с зимой как-то свыкались, снег смягчал каменную холодрыгу, и снова проглядывал солнечный свет вместе со смутной надеждой на лето.
Так, добежишь по этому безжизненному ноябрю сквозь театральный сквер с плывущими в морозе уличными фонарями до партера, а там — Кармен пляшет на острие ножа, Антоний и Клеопатра перед лицом смерти (Октавиана Августа) соединяются в экстатическом любовном дуэте. Кругом — позолота и бархат, хрусталь массивных люстр; сидишь и думаешь: нет, ничего, можно жить… Словом, театралы заметно выигрывали в сравнении с тем, кто сидел дома и смотрел в интернет. И если летом жизнь в городе была живая, реальная, плотная, то с наступлением осени она переходила в эфемерное, искусственно созданное пространство, где царили эльфы, лебеди и щелкунчики, а зачарованные принцы бежали из дворцов на заколдованные озера.
Если б не было принцев, все б давно разбежались, а так, благодаря сильфидам и наядам, иллюзия того, что «можно жить», очень многое здесь изменила, впрочем, так и оставшись иллюзией.
— Нельзя жить, нельзя! — всякий раз причитала Фро-ниус, сидя в обнимку с обогревателем. — Нет, ну почему мы живем здесь? Есть Италия, Греция, где зимой плюс пятнадцать, а летом — все плюс тридцать, — в море!
— Зато у нас есть возможность носить шубы.
— Возможность-то есть. Только шуб у нас нет.
Желание носить шубы время от времени приводило нас в дорогие магазины мехов, но когда стоимость вывешенных там приличных экземпляров стала сопоставима со стоимостью машины, эти походы стали бессмысленны. Заработанных в редакции денег хватало лишь на стандарт номер один, от стандартов мы бежали, как от чумы — приходилось сидеть у обогревателя и ругать холод.
В этом году зима пришла еще раньше, правда, в ином варианте: в последний день октября вдруг пошел снег, который сыпал дней пять, засыпал все что можно и уже не растаял. В первый раз на моей памяти движение в городе (совсем как в Европе) было парализовано, срочно назначили нового городничего, чтобы он разгребал все завалы.
Все октябрьские выходные я работала в замке Бернаро. Здесь меня застал и День Великого Снегопада. Я подошла к окну и не поверила глазам: сугроб был с меня ростом. Торчащая пирамидами туя, которую я называла кипарисом, создавала иллюзию Ялты зимой. Каждая ветка и каждый листок были тщательно припорошены снегом, но снег лежал не беспорядочно, не шапками, а ровным организованным слоем, повторяющим форму первоначальных предметов, в результате чего они получали звенящий объем. Снег, впрочем, был неестественный — очень воздушный, сухой, как в театре, точно высушенные кристаллы какого-то современного материала завезли для очередного спектакля.
Бернаро закрылся в библиотеке, я — в своем привычном люксе, где на редкость отлично работалось. Я завела привычку завтракать не в столовой, а здесь, и получалось, что весь день мы проводили порознь. Днем Бернаро, как правило, уезжал в город, мы обедали с Эдвардом, а с хозяином дома встречались только за ужином. По моим прикидкам, рукопись была готова лишь наполовину, приходилось спешить и сидеть допоздна.
Попытка сближения со стороны Артура была только одна, но я ее решительно пресекла. Категорически не желая вступать со своим «патроном» в личные отношения (по крайней мере, до завершения работы!), я, как мне показалось, убедила его, что подобный роман обречен. Бернаро рассмеялся и перестал обращать на меня внимание.
Поэтому я удивилась, когда сегодня он вошел ко мне днем и попросил сделать паузу:
— Совсем забыл вам сказать, Елизавета, — крутил он в руках свои бесконечные карты. — В следующие выходные у меня будут гости… Такая традиция — наступление зимы отмечать сбором гостей.
— Конечно, очень хорошо, я буду рада поработать дома. Тем более, с дорогами сейчас проблемы.
— Нет, вы меня не поняли — напротив. — Бернаро спрятал карты, достал платки и ловко сплел из них розу. — Вот, возьмите. Я приглашаю вас на этот праздник, отказ не принимается.
— Вот как? А что за гости?
Он улыбнулся:
— Просто гости. Я знаю их давно и уверяю — замечательные люди.
Замечательные люди приехали через неделю, хотя правильней бы сказать: возникли. Дороги расчистили, снег выпал опять — уже вменяемым слоем, — но утром я не обнаружила на нем никаких следов. Эти гости материализовались внезапно, и дом сразу наполнился звуками, которые доносились отовсюду — из оранжереи, из кабинета, библиотеки и каминного зала.
Одновременно говорили несколько мужчин и женщин, как будто спорили, но ничего разобрать было нельзя. Затем шум переместился дальше — в бильярдную, откуда уже не доносилось ничего, кроме гулких ударов кия по гладким шарам. В другом крыле дома время от времени раздавалось пение под звуки фортепиано. Слышимость, как оказалось, здесь превосходная, несмотря на то, что повсюду лежали ковры, а стены были сплошь драпированы плотным материалом.