Книга Байки "Скорой помощи" - Андрей Шляхов

Для приватных разговоров на подстанции не найти места лучше, чем гараж. Там почти всегда пусто, разве что изредка кто-то из водителей возится с мелким ремонтом своего автомобиля. Казначеева и Рогачевская и предположить не могли, что кто-то подслушивает их разговор.

– Я ей устрою легкую жизнь! – пообещала Казначеева. – Получение взятки – это серьезно. До пяти лет.

– Сама поостерегись, – посоветовала Рогачевская. – От Жорки есть вести?

– Звонил недавно…

– Звони-и-ил?! – Удивилась Рогачевская.

– Что ты глаза вылупила? Сейчас с этим просто – в каждой камере по мобильнику…

Данилов понял, что речь зашла об Ольшевском.

– …Только он зря нагреть меня надеется. У меня все чисто, комар носа не подточит – хоть наша комиссия по контролю за расходованием сунься, хоть наркоконтроль. Я ему, дураку старому, так и объяснила…

Пригласив к себе для беседы встреченного в коридоре доктора Жгутикова, периодически впадавшего в грех пофигизма и начинавшего спустя рукава заполнять карты вызова, Елена Сергеевна неожиданно услышала в оправдание:

– Как я устал от Москвы этой! Порой ум за разум заходит. Не город, а вампир – все соки из людей вытягивает!

– Что же привело вас в Москву, Артем Иванович? И что держит вас здесь? – поинтересовалась Елена Сергеевна. – Ну насчет денег все ясно, в столице платят лучше. Но ведь и расходы большие. Один съем квартиры чего стоит.

– У меня комната, – ответил Жгутиков. – И соседи тихие – семейная пара из Читы и студентка из Ташкента. Но дело не только в одних деньгах, Елена Сергеевна. Чем отличается провинциальный врач от врача столичного? Тем, что в провинции труднее работать. Там врач практически не имеет права на ошибку, даже на маленькую. Он на виду, и к тому же он свой, местный, ему не простят ошибки и будут колоть ею глаза и через двадцать лет.

– Интересно вы рассуждаете, Артем Иванович, – улыбнулась заведующая. – Насчет того, что все на виду, я поняла. Но какая разница – местный врач или не местный?

– Разница в восприятии, – оживился Жгутиков. – Представьте себе музыканта из сельского дома культуры и какого-нибудь известного исполнителя, маэстро. Если маэстро ошибется во время игры, то большая часть публики предпочтет этого не заметить, а те, кто заметит, решат, что исполнитель внес нечто новое в манеру исполнения. Его сочтут новатором, а то и зачинателем нового направления в искусстве. А ошибись его сельский коллега? Заклюют! Потому что он – свой, исконно посконно сермяжный. Нечего баловать, не стоит он того.

– Очень интересная точка зрения! – Елене Сергеевне никогда не доводилось слышать ничего подобного. – Надо запомнить.

– Запоминайте на здоровье, – с улыбкой разрешил Жгутиков и, моментально посерьезнев, спросил: – Так я пойду?

– Да, конечно! – разрешила Елена Сергеевна. – Только впредь, пожалуйста, повнимательнее заполняйте карты.

Не успел Жгутиков взяться за дверную ручку, как дверь распахнулась, чуть не прибив его.

– Извини, Тема!

Данилов вытолкнул ошалевшего коллегу в коридор и плотно закрыл за собой дверь.

– Владимир Александрович, что такое? – Елена Сергеевна вскочила на ноги и попыталась возмутиться, но возмущения не получилось.

– Ты сядь и выслушай меня! – Данилов уселся прямо на стол.

Он торопился. И вызов мог прийти в любую минуту, и Надежда могла разыграть свою комбинацию совсем скоро.

– Вова, что ты творишь? – под давлением даниловской руки, Елена Сергеевна опустилась в кресло. – Я же на работе.

– Это пока ты на работе, – ответил Данилов. – Смотри, как бы в камеру не угодить. Прямиком на нары…

Едва он успел закончить свой рассказ, как в кармане запищал наладонник, а «голос свыше» возгласил:

– Шестьдесят два – одиннадцать – вызов!

– Спасибо, Вова, – поблагодарила Елена. – Буду думать.

Глава восемнадцатая

Виток спирали

– Мужчина, пятьдесят лет, плохо с сердцем. Острухина, двадцать четыре, – Данилов оповестил бригаду о новом вызове.

– Элитный дом! – недовольно пробурчал Петрович.

Выезжать ночью в «элитные» дома на «скорой» не любили. Причина крылась в шлагбаумах, перегораживавших въезд во двор. Если днем для поднятия шлагбаума достаточно было постоять около него секунд десять со включенной «светомузыкой», то ночью такой номер не проходил – можно было спокойно получить по «морде лица» от разъяренной орды разбуженных жильцов. Делать было нечего – машина оставалась сторожить шлагбаум, а врач с фельдшером топали до подъезда пешком и так же, пешком, при необходимости (разумеется – с помощью водителя) несли до машины пациента. Порой дистанция составляла метров сто пятьдесят.

На сей раз шлагбаум был гостеприимно поднят и около него стоял мужчина в спортивном костюме. Завидев «скорую» он принялся размахивать руками:

– Сюда, сюда!

– Вы вызывали? – спросил Петрович, притормаживая под шлагбаумом.

– Да! Вот к этому подъезду, пожалуйста!

– Приятно, когда тебя встречают, – негромко, для Данилова, прокомментировал Петрович и подъехал к подъезду.

– Что у вас случилось? – спросил у мужчины Данилов.

Если есть возможность, лучше определиться со снаряжением прямо внизу, у машины, чтобы не бегать потом за кислородом или носилками.

– Человеку плохо! – ответил мужчина.

– К тем, кому хорошо, нас не вызывают, – ответил Данилов. – Что с ним случилось?

– Запойный он, – понизив голос, признался встречающий, – только это строго между нами.

– Не беспокойтесь на этот счет, – Данилов накинул на плечо лямку кардиографа. – Ведите нас.

На большом, оборудованном зеркалами лифте они поднялись на седьмой этаж.

– Сюда! – Мужчина открыл ключом одну из дверей и посторонился, пропуская Данилова и Веру. – Проходите. Здесь можно вымыть руки.

– Спасибо.

Данилов вымыл руки и вытер их о поданное мужчиной полотенце. То же самое сделала Вера.

– Больной в спальне, вот здесь…

Спальня была отделана в псевдояпонском стиле, столь любимом в Москве. Соломенные татами на полу, низкое ложе, бамбуковые шторы на окнах, два декоративных самурайских меча на стенах, традиционная икебана на ротанговом столике в углу.

На ложе, прижав обе руки к груди, в одних трусах лежал пациент. Бледный, потный, дрожащий и очень несчастный. С первого взгляда Данилов поставил диагноз «абстинентный синдром». Плохо употреблять спиртное в чрезмерных количествах и еще хуже резко прекращать делать это.

Стул, который был принесен из другой комнаты, Данилова не устроил – сидя на нем было невозможно осматривать больного, лежащего где-то в ногах. Данилов отдал стул Вере, чтобы ей было куда поставить ящик, и опустился на колени около пациента. «Совсем как в Японии», – подумал он, стараясь скрыть улыбку.