Книга Сталинский социализм. Практическое исследование - Клаус Хессе

Нет ничего удивительного, что большое количество тех, кто в разное время был привлечен к уголовной ответственности, вызывает возмущение и сомнения в правомерности таких наказаний у тех, кто не имел в своей жизни ничего общего с этими арестованными и их преступлениями. Кто общался с заключенными и бывшими заключенными, редко услышит, кто, почему и какое наказание получил. Исходя из современной точки зрения, слово «репрессированный» предполагает, что все, кто был арестован в СССР, отбывали наказание в трудовом лагере или были сосланы (при этом, не зная исторической подоплеки, суды считают заведомо несправедливыми), были осуждены неправомерно. Однако если прочитать в документах Политбюро ЦК КПСС доклады о советских трудовых лагерях, что в 1987 году, на пике «перестройки» в Советском Союзе 1 300 000 человек (0,48 % населения СССР) были арестованы, то наталкиваешься на значительные противоречия. В этом контексте есть достаточно причин для критической проверки цифр действительных и предполагаемых жертв и данных о процессах, прежде всего об их правомерности, и это должно происходить более тщательно, чем это принято в настоящее время под лозунгами борьбы со «сталинизмом» и в рамках «реабилитации» осужденных. То, что массовые аресты «многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников» привели к «ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры», привлекло внимание лишь тогда, когда был распространен слух, что Ежов собирается арестовать правительство накануне празднеств в честь годовщины Октябрьской Революции. Лаврентию Берии как преемнику Ежова была дана задача покончить с обособлением и самоубийственным рвением в НКВД. После снятия с должности М. П. Фриновского, «серого кардинала» этой работы, и нейтрализации генерального комиссара НКВД Н. И. Ежова Берия стал во главе этого ведомства. В жаркой дискуссии об этих событиях, среди прочего, указывается на то, что Л. Берия в результате личной проверки всех арестованных ГУЛАГа в 1939-1940 гг. отпустил почти 100 000 заключенных в качестве первого шага по реабилитации. Даже если учесть, что тщательное расследование и различение между сфальсифицированными показаниями и слишком серьезно воспринимаемыми обвинениями ввиду большого количества рассматриваемых дел заняло много времени, по сравнению с цифрами Земскова бросается в глаза, что в 1939-1940 гг. можно наблюдать лишь небольшое уменьшение количества лиц, арестованных за контрреволюционные преступления. Для беспристрастного рассмотрения этой проблемы необходимо ответить на вопрос, поставленный Баландиным и Мироновым: в 1941 г. силами Вермахта была занята территория, на которой проживало 78 млн людей (40 % населения СССР). Геббельс распространил известие, что из оставшихся ~ 115 млн 10 млн находились в лагерях, а 20 млн погибли или были в плену. Если верить этим данным и исключить раненых и больных, получится, что фашистские армии были разбиты стариками, женщинами и детьми. И дело тут не только в ненависти к коммунистам фашистского министра пропаганды Рейха, ответственного за распространение ложной информации. С такой же беспристрастностью можно задать вопрос, что останется от утверждения, что «домны Магнитогорска, верфи Комсомольска-на-Амуре, плотину Днепрогэса, копали тоннели московского метро и канала Москва – Волга, прокладывали рельсы БАМа (перечень можно продолжать на нескольких страницах)» возводили «вовсе не “комсомольцы-добровольцы”, о которых сложены песни и сняты кинофильмы, – хотя таковые в этом деле и участвовали, – но сотни тысяч и миллионы заключенных лагерей системы НКВД». Германн утверждает, что заключенные «многих тысяч концлагерей… создавали важнейшие производственные объекты страны, осваивали север, Воркуту, Норильск и Дальний Восток, и добыли основной запас золота – 98,1 %». По его словам, каждый третий гражданин подвергся уголовному наказанию. Конечно, у каждого свой круг общения. И так же несомненно, что количество преследуемых ЧК, ГПУ и НКВД было значительно выше среди сотрудников народных комиссариатов и руководящих кадров, среди деятелей искусства и интеллигенции, чем среди общей массы рабочих и крестьян, которые не имели подобных проблем в карьерном росте, возможности или интереса для общения с иностранцами и эмигрантами. Однако Кара-Мурза приводит результаты опроса, который провел рабочий из Донецка в кругу своей семьи и знакомых: на вопрос, который он задал более 100 родственникам и знакомым, знал ли кто-нибудь из них кого-либо, кто был репрессирован по политическим причинам, все (!) ответили отрицательно. Другими словами, среди 10 000 случайно выбранных людей в одном из крупнейших центров агломерации населенных пунктов, не нашелся ни один такой человек. Тот же самый опрос, проведенный в кругах столичной интеллигенции, среди членов партии и государственного аппарата, армии и т. п., с большой долей вероятности привел бы совсем к другому результату. Из работающего в народном хозяйстве населения в ≈ 90 млн это было к началу тридцатых годов менее полумиллиона, около 0,5 %, в 1935 г. это было 725 483 или 0,8 %, и только после 1937 года – более 0,9 %. Другими словами, во время первых пятилеток в Советском Союзе было арестовано или отправлено в трудовые лагеря или колонии не больше людей, чем сейчас в США. Те, кто был туда заключен, были не только преступниками, вступившими в конфликт с законом. К ним также относились тысячи детей, которые, как это описано в книге Макаренко «Дорога в жизнь», были подобраны с улиц, чтобы обеспечить им питание, жилье, образование и воспитание. Со 2 по 12 марта 1938 состоялся открытый процесс против Бухарина, Рыкова, Ягоды и др. в Доме Профсоюзов. По официальным данным российского государственного архива в период с 1921-го по 1953 год всего было приговорено 4 060 306 человек, среди них 3 777 380 по статье 58, т. е. за контрреволюционную деятельность. Около 786 098 человек были приговорены к смертной казни. Это число ясно показывает, что реалистичная оценка едва ли возможна. Хотя благодаря набросанным здесь взаимосвязям вырисовывается уже общая картина событий 30-х годов. Но, несмотря на то, что в этом контексте возможно понять, о чем шла речь в этих процессах, логику событий 30-х годов и тем более последующей реабилитации сегодня постичь уже практически невозможно. Молотов утверждал, что мы должны быть благодарны 1937 году только потому, что перед войной была ликвидирована опасность «пятой колонны». Он же позже указывал на то, что эта борьба «не всегда проводилась надежными людьми». Произошло так, что она была использована врагами как повод «злостного уничтожения честных людей». Кто увидит весь абсурд списка из 130 пунктов арестованного имущества, включая под номером один 22 997 рублей наличными, под номером два – 1 229 бутылок вина, меха, другие ценные вещи, антиквариат, мебель и т. п., сможет легко понять, что под этим подразумевается. Но из этого собрания непонятных странностей нельзя понять, каким образом секретные службы в антагонизме между шпионажем и диверсией, остатками контрреволюционных идей, внутрипартийными конфликтами, между открытой и скрытой борьбой за власть и военно-промышленным комплексом наделяли себя полномочиями «государства в государстве». Кто занимается проблемой влияния этих компонентов в истории, очень быстро поймет, что основы и взаимосвязи действительно важных разногласий возможно понять только тогда, когда кроме обоснованных мотивов и проистекающих из них действий этих служб также обнаруживаются созданные ими поводы, предотвращенные и спровоцированные катастрофы, преступления и их цели. Сегодня вряд ли возможно реконструировать в деталях действительные связи тех событий и найти такие доказательства, которые были бы необходимы для обоснованного различения между действительно совершенными преступлениями, юридическими ошибками и более или менее тяжкими нарушениями закона, произошедшими во время этих процессов. Но в середине 30-х годов это могло бы вызвать еще более сильную волну репрессий. Это также в особенности касается внешне двойственной роли, которую сыграли Ягода и другие ведущие деятели НКВД в расследовании и, предположительно, в самом убийстве Кирова 1 декабря 1934 г. Если все это кажется вас абсурдным, спросите себя, считали ли бы вы возможным в конце 80-х годов, чтобы агент ЦРУ смог бы стать секретарем ЦК КПСС по вопросам пропаганды. Кроме этого, следует упомянуть, что не только между членами руководства партии, но и на более низких уровнях не всегда наблюдалось согласие по самым разным вопросам. Кто какими функциями занимается, какая сфера влияния связана с этим, возникали ли в выполнении этих функций ошибки и почему, кто лучше подходит или кто мог бы быть лучше – во времена глубоких «чисток» даже простые мысли и сомнения могли иметь далеко идущие неприятные последствия. Между руководящими деятелями ЦК, секретарями областных и районных управлений, председателями Советов, их руководящими работниками и поддерживающими их группировками в соответствующем вышестоящем органе были отнюдь не доверительные отношения. Но здесь речь шла не только о неуступчивости, а о власти, связанными с ней привилегиями и проистекающими из этого особыми интересами тех, кто относился к узкому кругу избранных, а также о тех преимуществах, которыми пользовались члены и друзья этого круга. Как далеко это вело и как беспринципно велась эти борьба, становится понятно особенно в тех драматических случаях, когда разного рода выскочки и конъюнктурщики убирали со своего пути тех, кто препятствовал им и их эгоистическим целям из-за своей честности.