Книга Фарьябский дневник - Виктор Носатов

Осень – пора начала и окончания солдатской службы, и потому в аэропорту много военных.

Их можно разделить на две категории. Тех, кто отслужил и едет домой, и тех, кому только предстоит хлебнуть солдатской каши со свинцом. Небольшие группы молодых солдат с трепетом и страхом озираются по сторонам, ожидая авиарейса в Афганистан. Они, словно бессловесные телята у ворот бойни, стоят, лежат, сидят, притихшие и покорные, готовые ко всему, даже к самому худшему.

Увольняемых в запас из Афганистана здесь не встретишь, вырвавшись на волю, они ожидают запаздывающие с отправкой самолеты в более комфортных условиях.

Только изредка кто-то из них в своем выгоревшем на солнце обмундировании, с загоревшим лицом, мелькнет среди толпы и тут же исчезнет.

Неожиданно сонную тишину зала ожидания прерывают захлебывающиеся крики вперемежку с ядреным матом. В проходе, в окружении возмущенной толпы, появляются все те же молоденькие, но довольно крепкие милиционеры, которые, подхватив с двух сторон среднего роста сухонького, черноволосого парня, тащат его за собой. Парень упирается, в его красных от бешенства глазах застыли ненависть и отчаянная решимость высвободиться из рук стражей правопорядка.

– Менты поганые! – кричит он и, вырвав из цепкого объятья правую руку, ухитряется врезать одному из милиционеров в ухо.

Те зло кидаются на него, заламывают за спину руки и ведут его, горбящегося, к себе в отделение.

Кто-то из любопытных, задетый кулаком в пылу борьбы с нарушителем порядка, верещит от боли. Видя это, толпа скоренько рассасывается. Никто не хочет быть битым.

Черноволосый парень, лишенный возможности сопротивляться, кричит в бессильной злобе:

– Окопались здесь, фашисты поганые, только и знаете, что над людьми измываться…

Получив удар сбоку от одного из милиционеров, распаляется еще больше:

– Я таких, как вы, в Афганистане пачками расстреливал, душил, давил, резал. – Голос парня начал срываться, переходить на истерический крик.

– Нализался, подонок, а туда же, норовит Афганом прикрыться, – зло говорит один из милиционеров.

– Только слишком много сейчас таких «героев», – поддержал его второй. – Кто хочет, тот и спекулирует, даже на самом святом.

За решетчатой перегородкой, разделяющей комнату дежурного на две части, было пусто, и парня быстро втолкнули туда. Железная дверца с грохотом захлопнулась.

Металлический звук закрывающейся двери, по всей видимости, немного отрезвил парня. Он схватился за толстые прутья решетки, тщетно пытаясь их выломать.

Заметив ухмылку на лице толстомордого старшины милиции, который, выслушав доклад патруля, с интересом рассматривал своего пленника, тот, в который уже раз, грязно выругался, потом, растянувшись на бетонном полу «кутузки», уставился в серый, покрытый паутиной, потолок.

– Может быть, зайти, врезать ему хорошенько за «ментов», – предложил молодой милиционер, которого черноволосый зацепил кулаком.

– Проучить не мешало бы, – сказал задумчиво старшина. – Но что-то в этой истории мне кажется странным. – Он отложил в сторону рапорт патрульных и, не обращая внимания на демонстративно равнодушно разлегшегося парня, попросил старшего из милиционеров: – Расскажи-ка мне, хлопчик, поподробнее, что случилось, с самого начала.

– Ну, услышали мы шум, крики, нецензурную брань, с трудом добрались сквозь толпу до него, – милиционер показал на лежащего парня, – видим – он схватил за грудки майора и материт его, на чем свет стоит. Мы еле оттащили парня от офицера. Пока мы его усмиряли, майор спросил, куда мы этого парня поведем. Я сказал, что в отделение, там во всем разберемся. Попросил, чтобы офицер прошел следом за нами, чтобы в отделении заявление написал. Пока сюда дошли, майор куда-то исчез.

– Да, интересное дело. Пострадал от хулигана, а заявление писать не хочет. Может быть, хлопчик, ты еще что-нибудь интересное заметил, да не сказал?

– По-моему, я все доложил, как было. Вот только не стал писать нецензурщину, которую задержанный кричал в адрес майора.

– Ну-ну, – нетерпеливо потребовал старшина. – Воспроизведи дословно.

– Он хлестал майора по щекам и приговаривал: «… мудак, это тебе за Игоря. А это, дерьмо ты вонючее, за меня…». Примерно это на разные лады он и повторял.

– Значит, они знакомы?

– Майор сказал, что этого парня видит в первый раз.

– Врет твой майор.

– Вот что, хлопцы, вы идите за порядком смотрите, а я здесь сам до прихода начальства разберусь. Потом и решим окончательно, что с ним делать.

Парень, видя, что на него никто не обращает внимания, встал, подошел к решетке, долго и пристально смотрел в лицо сидящего за столом старшины.

Тот что-то писал, словно не замечая взгляда задержанного. Старшина из своего многолетнего опыта милицейской службы знал, что до истины докопается быстрее лишь в том случае, если инициатором доверительного разговора будет не он, а этот черноволосый.

– За что вы меня сюда посадили? – зло, истерично крикнул парень.

Старшина молчал.

– Товарищ старшина, выпустите меня отсюда, ведь я же ничего такого не сделал.

– Неужели? – притворно удивился старшина. – А руку на офицера поднял, это тебе что, детская шалость?

– Это нервы, нервы не выдержали, – простонал он.

– Нервы? Ну, хлопец, ты брось болтать что ни попадя. В твоем-то возрасте на нервы наговаривать – ври, да не завирайся. – Старшина, уже настроившийся на откровенный разговор, видя, что парень юлит перед ним, ссылаясь на нервы, сухо сказал: – Я здесь с тобой не в бирюльки собрался играть, а обязанности свои исполняю. Будешь врать мне, придет следователь с тобой разбираться, а с ним не очень-то пошутишь, впаяют года три-четыре за хулиганство, вот тогда узнаешь что к чему.

– Но я ведь правду говорю, – в словах парня было столько боли и искреннего желания, чтобы ему поверили, что старшина засомневался в своем поспешном выводе, будто тот откровенно лжет, чтобы любыми путями выкрутиться из неприятной истории.

– Где ж ты нервишки свои поистрепал?

– В Афганистане.

– Много вас таких, кто теперь Афганистаном прикрывается. Вчера вот только с одним таким, как ты, «афганцем» разбирались. Молодой парень нажрался в ресторане до зеленых соплей, начал к женщинам приставать, угрожать им, потом разошелся и до прихода наряда успел стекла да зеркала в зале разбить. Когда привели его сюда же, где ты сейчас, парень начал рубашку на груди рвать, тельняшку показывать, на все лады кричать, что «десантник» он, только из Афгана прилетел. Проверили документы, оказалось, что он и в армии-то никогда не служил, за маминой да за папиной спиной с бутылками да бабами воевал. Вот так-то, хлопец. Так что не старайся меня обвести и говори правду.

Старшина вытащил из папки разграфленный лист и начал неторопливо заполнять протокол.