Книга Бродяга. Воскрешение - Заур Зугумов

Я внимательно и многозначительно посмотрел на Валерию, а она, тут же поняв мой намек, приободрилась.

— Так, а теперь все успокоились, — скомандовал я тоном, не терпящим возражений, — и слушайте то, что я вам скажу.

Видно, в тот момент Богу угодно было, хотя и таким вот странным образом, «пробить меня на вшивость» и тем самым определить мои дальнейшие отношения со старшим сыном и его матерью.

— Заур, ты пойдешь со мной, а вы, дамы, оставайтесь в машине. И чтобы до тех пор, пока мы не вернемся, вы и носа не высовывали на улицу. Все поняли?

— Да, конечно, дядя Заур, мы все будем делать так, как вы говорите. Правда же, тетя Валерия? — испуганным голоском проговорила Света.

— Да, конечно, дорогая, ничего не бойся: дядя Заур знает, что делает. На российских дорогах такие заносы — частое явление зимой, — проговорила Валерия, перебравшись на заднее сиденье и прижимая по-матерински Свету к себе.

Я выключил уже почти остановившиеся щетки, но двигатель оставил включенным и даже немного прибавил обороты. Резко выскочил из машины, обойдя ее, помог выбраться сыну, и, проваливаясь почти по пояс в рыхлый снег, под вой вьюги мы тронулись в сторону выброшенной в поле машины.

Метров двадцать нам пришлось преодолевать десять минут, не меньше. Когда же, открыв машину, мы увидели там живых и невредимых мужчину и женщину, счастью нашему не было предела.

Но мы просто возликовали, когда на заднем сиденье обнаружили еще двух малышей, укутанных в плед. Надо было видеть, как радовались и благодарили нас эти люди!

Но для разговоров времени у нас не было. Общение с ними я поручил сыну, ибо говорить по-немецки так, как он, я конечно же не мог, да и недосуг было. Пока он объяснял им порядок перетусовок из одной машины в другую, я взял самую маленькую девчушку, укутал ее хорошенько и понес к нашему джипу.

Дамы наши чуть с ума не сошли от радости, когда увидели, какой подарок на Новый год я принес им за пазухой в буквальном смысле этого слова. Пока они успокаивали испугавшегося и уже достаточно замерзшего ребенка, я пошел за другим.

Вторым был пацаненок, но такой же испуганный и продрогший, как и его сестренка. Лишь в последнюю очередь мы с Зауром помогли их родителям перебраться в наш автомобиль.

Пока в салоне Валерия оказывала им первую помощь, я очистил лобовое стекло от снега и, сбавив обороты, вновь тронулся в путь. На часах было около девяти, а до Берлина оставалось всего километров сорок.

«Успеем», — решил я и не стал применять вариант погони, тем более что в машине было четверо детей, не считая их родителей, и некоторые из них нуждались в медицинской помощи.

Почти всю дорогу до Берлина я ехал с улыбкой на устах. Было ощущение, что я попал в театр или в немецкий балаган, но один момент мне все же запомнился надолго. Когда молодая женщина, мать этих двоих очаровательных малышей, спросила у Валерии, кто этот молчаливый мужчина, та не успела даже рта открыть, как Заур опередил ее, сказав, что это его отец, вчера прилетевший из России. Я был вознагражден щедрее, чем мог рассчитывать. Все остальное было уже второстепенным.

В Берлин мы прибыли вовремя, даже успели заехать в больницу, но с нашими попутчиками все обошлось, хотя это было видно уже через полчаса после их избавления из снежного плена. Но я находился в Германии, а это были немцы, и этим все было сказано.

Знакомство с человеком, который заменил моему сыну на долгие годы отца, все же состоялось, как мы и планировали, в новогоднюю ночь. В предыдущей книге я уже упоминал о том, что это был очень порядочный, добрый и интеллигентный человек, поэтому повторяться не буду, а лишь опишу его внешность.

Он был человеком средних лет, несколько выше среднего роста, чрезвычайно стройный, с лицом серьезным, но симпатичным, с волосами, начинающими седеть и отброшенными назад.

Несколько дней, проведенных в их доме, открыли мне глаза на многое в жизни. Узнал я и о будущем своего сына. Оказывается, в самом скором времени он собирался жениться на Светлане. А пока они оба учились на первом курсе Берлинского университета.

Отношение его ко мне резко изменилось в ту новогоднюю ночь, когда, волею случая, нам вместе пришлось спасать семью учителя.

Он очень гордился этим первым в своей жизни по-настоящему благородным поступком. А я в, свою очередь, старался показать его значимость и гордость за сына.

С Валерией у нас тоже было время объясниться. Я рассказал обо всем, что произошло со мной за эти пятнадцать лет нашей разлуки. Она внимательно слушала меня, порой смахивая с глаз набежавшую слезинку, а иногда, закрыв лицо руками, не стесняясь, плакала, употребляя при этом в порыве откровения столь приятные мне слова: «родной» и «дорогой»…

Знала она и о том, что у Ларисы от меня тоже есть сын, но не осуждала нас за это.

— А какое я имею на это право? — спрашивала она. — Ведь у тебя была своя жизнь, да и тому, что ты подарил ей прекрасные мгновения счастья, я могу быть только рада.

Это обстоятельство, кстати, и послужило поводом к тому, что наша встреча с сыном была такой холодной. Чуть позже я постарался объяснить некоторые вещи, которые ему еще не были понятны.

Через несколько дней, проведенных в этом Эдеме, мне пришлось проститься и вновь отправиться в путь. Меня ждал в Дрездене старый еврей Михоил, чтобы поручить одно очень деликатное дело.

Так что уже в начале января 1996 года мне пришлось побывать в Голландии.

Глава 27

Описать более подробно все странствия по европейским странам в качестве доверенного лица этого в высшей степени порядочного человека я решил в следующей моей книге, «Записки карманника», которую пишу, можно сказать, параллельно с этой. Здесь же мне хотелось бы остановиться на последнем моем вояже, который состоялся в Афины.

Я прибыл в столицу Греции в конце марта 1996 года и сразу же из аэропорта направился домой к человеку, который должен был ждать меня, чтобы передать маленькую, но изрядно покоцанную статуэтку Аполлона из своей личной коллекции.

Лошадь торопится к дому, уповая на овес в своих яслях. Но разве знает она, что везет в торбах? Мир устроен разумно! И не чувства правят миром, а интересы. Но ожидал меня там, к сожалению, Интерпол.

Михоил вел честный бизнес и с законам ладил так же, как и почти любой из евреев, так что через сутки после задержания меня освободили, но тут я уже оказался в лапах своих, родных российских мусоров. Им нужна была информация, которой я не владел.

Дело в том, что чуть ранее, в 1992 году, в Афинах был убит Вася Стилидис по кличке Грек Сухумский. Эмигрировав в 1988 году, он занялся контрабандой антикварных ценностей. Но в начале девяностых, в связи с запалом его немецких коллег на одном из картинных аукционов в Лондоне, ударился в бега, а еще через некоторое время в Интерпол поступила информация о том, что он убит.