Книга Аку-аку - Тур Хейердал

Затем мы миновали каменного великана, которого бросили, не дотащив самую малость до аху на берегу. При мысли о трудностях, стоявших перед древними, мне даже стало страшно: семь километров от Рано Рараку по прямой, а на самом деле, учитывая сильно пересеченную местность, где и верхом-то проехать не просто, неизмеримо больше… Мы свернули с древней дороги и через каменистое поле направились к обрыву. Море по-прежнему было исчерчено пенистыми гребнями. Когда мы пересекали высохший ручей, у меня лопнуло стремя, но я ухитрился его спрятать, прежде чем Лазарь что-либо заметил. Дальше я ехал с одним стременем, а промоины следовали одна за другой.

Только теперь, когда осталось совсем немного до места, Лазарь начал заметно нервничать. Подхлестнув прутиком своего коня, он попросил меня прибавить ходу, чтобы мы опередили остальных двоих. Мы оторвались метров на двести, когда же подъехали к двум огромным лавовым глыбам, Лазарь соскочил с коня, привязал его и предложил мне сделать то же. Потом живо сдернул с себя рубаху и штаны. Захватил веревку и, сбегая в одних трусах босиком по откосу к обрыву, попросил меня побыстрее раздеваться и догонять его с курицей. Я не представлял себе, где у него лежит курица, а на мой вопрос он почти сердито буркнул что-то невразумительное. Увидев, что к его седлу привязана старая сумка, я схватил ее и поспешил следом за ним, тоже босой и в трусах. Наши спутники еще петляли между камнями метрах в ста от нас.

На краю обрыва я догнал Лазаря. Не оборачиваясь, он велел мне съесть гузку и дать ему кусочек мяса, когда он вернется. А сам скрылся за краем обрыва, оставив без ответа мой недоуменный вопрос: есть ли мне гузку сейчас или подождать его?

Ощипанная и зажаренная курица лежала в сумке, завернутая в банановые листья. Я не сразу разобрал, где перед и где зад, и только-только успел оторвать гузку, когда снова показался Лазарь. Сунув в рот свою долю, я подал ему кусок белого мяса, и он стал жадно его поедать, все время озираясь по сторонам. Вот так ритуал — на краю пропасти, в одних трусах!

Подъехали наши друзья и тоже спешились. Лазарь попросил меня положить несколько кусочков куриного мяса на камень, потом, уже не такой озабоченный, сказал, что можно спокойно доедать курицу вместе с двумя нашими товарищами.

Сам же он не мог ни минуты сидеть на место, все торопился. Накинул веревку петлей на круглый камень, соединенный со скалой только комом высохшей глины, и сбросил конец вниз. Миг, и уже исчез снова за краем обрыва, не проверив надежность веревки, — сам-то он в ней не нуждался! Глядя на него сверху, я осторожно спросил, можно ли на нее положиться. Оп только удивленно посмотрел на меня и ответил, что ему она вообще не нужна, а мне-то чего бояться, со мной ничего не может случиться!

Да, не всегда выгодно слыть сверхъестественным существом…

Веревка была бы мне очень кстати, но, зная как скверно она закреплена, я не решался браться за нее. И в одних трусах я полез вниз за Лазарем, держа в зубах завернутые в бумагу ножницы, которые он велел мне непременно захватить.

Я далеко не альпинист, и мне все это страшно не нравилось. Осторожно спуская ноги вниз, я уперся кончиками пальцев в узенькую полочку, но руками не за что было ухватиться. У подножия обрыва, в сорока — пятидесяти метрах под нами, рокотала между острыми камнями вода, кипела пена. Как будто зеленое морское чудовище яростно фыркало и облизывало языками-струями зубастые лавовые челюсти, готовые схватить все, что только свалится сверху. Не больно-то приятно попасть в эти челюсти… А значит, покрепче прижимайся к скале — одно неосторожное движение, и равновесие нарушится. Лазарь, будто канатоходец, легко и уверенно шел боком по карнизу, показывая мне путь. А у меня вдруг пропал всякий интерес к его пещере, и я проклинал всех аку-аку на острове, включая своего собственного, из-за которых влип в такую историю. Я предпочел бы, пока не поздно, вернуться наверх, на плато. Да пет, не годится это… И я, судорожно прижимаясь одной щекой, животом и обеими руками к скале, медленно последовал за Лазарем вниз по наклонному карнизу.

Никогда в жизни не полезу больше в трусах по лавовой стенке! Малейшая неровность — петли цепляются и держат тебя; без конца приходилось тянуть и дергать, чтобы освободиться. Если Лазарю нужен был в сторожа особенно зловредный аку-аку, этому сторожу следовало бы сидеть именно здесь и в самые критические минуты дергать за трусы людей, старающихся тенью проскользнуть мимо. Так или иначе мне каждый шаг давался с бою, а Лазарь легко шел вперед на цыпочках и хоть бы раз поцарапался.

Спускаясь зигзагом, мы на следующем карнизе опять встретились с нашей веревкой. Всеми пальцами рук и ног я цеплялся за скалу, стараясь поменьше нагружать веревку, и наконец добрался до полки, где стоял Лазарь. А он, прямой, как оловянный солдатик, врос в стенку и явно не собирался двигаться дальше. Нашел место для стоянки, хуже не выдумаешь: ширина уступчика три ладони, длина — только-только двоим стать рядом.

А где же пещера? Лазарь молча глядит на меня, и не поймешь, что у него на душе. Вдруг оп протянул мне свою пятерню:

— Дай руку!

Нашел время руку просить! Стоя в рваных трусах, сжимая в зубах ножницы, я изо всех сил держался за скалу. Что поделаешь: я еще плотнее прижался к острым граням, которые царапали кожу, будто кораллы, и протянул Лазарю правую руку. Он стиснул ее в крепком рукопожатии.

— Обещай мне — пока будешь на острове, никому ни слова о том, что сейчас будет, — настойчиво произнес он. — Своим людям можешь сказать, но только чтобы они не проговорились.

Не выпуская моей руки, он объяснил, что сестры ему житья не дадут, если что-нибудь проведают. Вот уеду с острова, тогда могу говорить сколько угодно. Даже если потом, когда опять придет «Пинто», весть об этом дойдет до деревни, он отговорится, дескать, сделал копии, и через месяц-другой все забудется.

Я пообещал, что не выдам его, тогда он отпустил мою руку и предложил посмотреть вниз. Я нагнулся, сколько хватило храбрости, и с содроганием обозрел купающиеся в водоворотах острые камни. Метрах в двух ниже нас я заметил полочку вроде той, на которой мы стояли; дальше шла отвесная стена до самого моря.

— Ну, что, где вход? — горделиво спросил Лазарь.

— Не могу угадать, — признался я, мечтая лишь о том, чтобы все это поскорее кончилось.

— Да он там, у тебя под ногами. — Он показал на полочку внизу.

Держась за его руку, я нагнулся еще дальше. Ничего не видно. — Теперь слушай, что надо делать, чтобы попасть в пещеру, — сказал Лазарь.

И последовал инструктаж, подобный которому я слышал разве что тогда, когда много лет назад впервые пришел на курсы танцев.

Я должен был, начиная с правой ноги, выполнить строго определенный ряд шагов с полуоборотами, а в заключение присесть и лечь на живот. После объяснения Лазарь продемонстрировал все на трудного танца, который надо было исполнить на пути в пещеру. Я смотрел, куда он ставит ноги, куда кладет руки, как поворачивается на полочке, опускается на колени и ложится на живот. В воздухе мелькнули болтающиеся ноги, и мой учитель исчез. Очутившись в одиночестве, я почему-то особенно явственно услышал грозный рев прибоя.