Книга Скандальные наслаждения - Элизабет Хойт

Из гостиной раздался крик, и Гриффин кинулся туда. Послышался звук падения, затем еще крик.

Он распахнул дверь как раз в тот момент, когда крик перерос в одно-одно-единственноеслово:

— Шлюха!

Томас с багровым лицом стоял, согнувшись над чем-то лежавшим на полу около дивана. У Гриффина кровь застыла в жилах за ту секунду, что он пересек комнату, заглянул за диван и увидел изумрудно-зеленые юбки.

Геро жива, хотя лежит на полу. Это он понял.

Тут его глаза остановились на красном пятне у нее на щеке.

Пятно, без сомнения, повторяло форму мужской ладони.

Ярость охватила его, затмив разум. Он бросился к Томасу и ударил его в живот. Брат закачался, стукнулся о кресло, после чего оба покатились по полу. Томас замахнулся кулаком, удар пришелся Гриффину в плечо, но тот даже не ощутил боли.

Он не чувствовал ничего, кроме дикого бешенства. Он бил и бил, сжав кулаки и стиснув зубы. В ушах гудело. Он видел только окровавленное лицо Томаса. Видел его движущиеся губы, что-то говорившие ему, может, умоляющие, но сердце Гриффина переполняла лишь ликующая злоба.

Он дотронулся до нее. Он причинил ей боль. И за это он заслуживает того, чтобы быть изувеченным.

Кто-то хлопал его по спине, но Гриффин не обращал внимания. Наконец услышал крик Геро прямо ему в ухо:

— Гриффин, прекрати!

С трудом он начал приходить в себя. Кажется, в комнате люди. И кажется, у него болят плечо и скула. Гриффин поднял голову и увидел лицо матери.

Она плакала.

Он опустил руки и смотрел на нее, тяжело дыша.

— Ох, Гриффин, — вырвалось у нее, и ему тоже захотелось плакать. Завыть от позора и горечи.

Он посмотрел вниз и увидел Томаса, лежавшего между его колен — одной рукой он пытался остановить кровь, текущую из носа. Поверх руки голубые глаза брата сверкали не меньшей, чем у него, злобой.

— Гриффин. — Геро дотронулась до его плеча легким как у птички прикосновением, и тогда он повернулся к ней.

Слезы блестели в ее глазах, одна сторона лица покраснела и опухла. Это снова привело его в ярость, но он даже не взглянул на брата, а протянул к ней руки, окровавленные и дрожащие, и заключил ее лицо в ладони.

— Ты не сильно пострадала?

— Нет, — сказала она. — Нет.

— Прости, — произнес он. — Прости меня.

Он хотел обнять ее, чтобы хоть как-то загладить этот кошмар.

Но она покачала головой и отстранилась:

— Не надо.

— Геро, — взмолился он. — Пожалуйста.

— Нет. — Она подняла руку, такую тонкую и бледную, останавливая его. — Нет, я не могу… не нужно.

И, развернувшись, выбежала вон.

Гриффин обвел взглядом комнату. Дворецкий, лакей и несколько горничных стояли в дверях, разинув рты. А мать… у нее подрагивали плечи.

— Вон отсюда! Все вон! — гаркнул он на слуг.

Те мгновенно исчезли.

Он обнял мать, чувствуя под ладонями хрупкие лопатки.

— Прости. Я животное.

— Я не понимаю… Что случилось?

— Гриффин соблазнил мою невесту, — еле шевеля распухшими губами, произнес Томас, все еще лежа на полу. — Он поступил с ней так же гнусно, как поступил с Энн.

— Гриффин? — Мать в полной растерянности смотрела на него, и это разрывало ему сердце.

— Заткнись, Томас, — прохрипел он.

— Да как ты смеешь…

Гриффин повернул голову и смерил брата таким грозным взглядом, а его верхняя губа так угрожающе — как у зверя — приподнялась, что Томас умолк.

— Не смей об этом говорить. Не смей даже намекать на это. И ее имя не смей произносить… Ты понял?

— Я… — Томас открыл рот и тут же закрыл.

— Ни слова, или я закончу то, что начал.

Мать предостерегающе взяла его за плечо, но, даже рискуя расстроить ее еще больше, Гриффин не отвел глаз от брата и продолжал обжигать его взглядом, пока Томас не отвернулся.

— Вот так-то, — произнес Гриффин и кивнул матери. — Пойдем, mater. Выпьем чаю, и я постараюсь все тебе объяснить.

И вывел ее из комнаты, оставив Томаса сидеть на полу.

— Не могу притворяться — радости от того, что ты сделала, я не испытываю, — говорила Геро кузина Батильда спустя час. — Но ты достаточно наказана за совершенные тобой проступки.

Она осторожно сменила влажную салфетку на распухшей щеке Геро. Геро закрыла глаза, не желая смотреть на обеспокоенное лицо кузины Батильды. Она лежала в постели, укрывшись в своей комнате от всех перипетий. Половина лица, там, где ее ударил Томас, болезненно пульсировала. Миньон устроилась рядом, уткнувшись носом в здоровую щеку, как бы утешая ее.

Неожиданно слезы наполнили глаза Геро.

— Я не заслуживаю вашей заботы.

— Глупости, — заявила кузина Батильда с прежней безапелляциозностью. — Маркиз не имел права тебя ударять. Подумать только — ударить даму! Хорошо еще, что он не сломал тебе скулу. Так что к лучшему, что ты не выйдешь за человека, подверженного таким приступам ярости.

— Он был доведен до этого, — сухо ответила Геро.

При воспоминании о взбешенном лице Томаса, когда он наклонился над ней, ее проняла дрожь. Это был какой-то жуткий сон. Геро действительно испугалась, что Гриффин не остановится, пока не прибьет брата. Как такое могло произойти?

— Нам, разумеется, придется устроить тихую свадьбу, — сказала кузина Батильда.

Геро непонимающе на нее посмотрела.

— Но я не выхожу за Мэндевилла.

Кузина Батильда похлопала ее по плечу.

— Дорогая, я говорю о Рединге. И как можно скорее, пока не поползли слухи.

Геро устало закрыла глаза. Хочет ли она выйти за Гриффина? И позволит ли ей это Максимус? Мысли о брате вернули ее к действительности.

— О господи! Я забыла о Максимусе! — Геро села, уронив салфетку. Она в ужасе посмотрела на кузину Батильду. — Он уже знает?

Кузина Батильда, кажется, была захвачена врасплох.

— Я, конечно, ничего ему не говорила, но ты ведь знаешь, какой он.

— Да, знаю. — Геро поднялась с кровати.

— Ты куда?

— Он уже узнал… или вот-вот узнает, — бормотала Геро, ища туфли. — Я не знаю, каким образом — то ли через осведомителей, то ли потусторонние силы ему докладывают, но так или иначе, рано или поздно, он узнает все, и учитывая скандальную сущность этой новости… — Она нагнулась и заглянула под кровать, где обнаружила туфли.

— Моя дорогая, я не смею останавливать тебя, если ты хочешь найти утешение у своего брата, но не лучше ли подождать немного, чтобы дать ему время, скажем, пережить эту новость?