Книга Фундамент для сумасшедшего дома - Синтия Хартвик

Но мы не входили в крупную корпорацию. А плата за услуги главного юриста инвестиционного банка могла обойтись нам в миллион.

Мы не были настолько богатыми и не хотели никого нанимать. Нашей надеждой был только выигрыш во времени.

Нам требовался кто-то очень влиятельный, кто мог бы позвонить и убедить президента «Арктуриса» прочесть наше предложение сразу по его получении. Иначе наш конверт могли отправить вверх по служебной лестнице, где он мог благополучно застрять или, того хуже, вообще затеряться.

Наше решение не было безупречным с точки зрения этики, но это было лучшее, что мы могли предпринять.

Милт намеревался задействовать свои высокопоставленные связи. Он собирался звонить самым влиятельным из тех, кого он когда-то защищал, спасал от суда или даже выступал против.

У нас был один день на то, чтобы привести в действие этот тайный рычаг. Это был наш единственный выход.

Милт выжидал так долго в силу своей небольшой особенности. Пока он не был полностью уверен, что представляет нашу сторону в сделке на законных основаниях, он не мог говорить убедительно.

Но сейчас, когда мы вернулись в офис, время пришло.

– Я не смогу говорить, если ты будешь рядом. Возвращайся через час, – сказал Милт, повернувшись ко мне.

Это был, конечно, мой офис, но становиться в позу было глупо. Я кивнула, поправила перед зеркалом шляпу и вышла.

* * *

– Кому ты звонил? – спросила я сразу, как вернулась.

– Друзьям.

– Кому именно?

– Ты все равно не поверишь мне, если я тебе скажу.

– Ты самоуверен до безобразия, – возмутилась я.

– Ладно, посмотрим, – буркнул Милт и сказал мне.

И вы мне тоже не поверите, если я вам скажу. Но могу вам честно признаться…

Теперь я была абсолютно уверена, что наше предложение будет прочитано вовремя.

Глава 66САМЫЙ УЖАСНЫЙ ДЕНЬ

Ожидание для таких людей, как Милт и я, самая тяжелая вещь на свете. К сожалению, больше нам было нечего делать. Мы вручили свою судьбу в руки правления корпорации «Арктурис». Единственное, что от нас теперь требовалось, это оставаться на месте и ждать от них звонка, если они вообще позвонят.

Курьер отправился в путь через двадцать минут после моего возвращения в офис. Мы долго спорили, не полететь ли нам самим в Нью-Йорк, но потом отчего-то решили, что не стоит. Курьер будет выглядеть более солидно, да и мы не будем казаться слишком заинтересованными в сделке.

С тех пор как курьер уехал, мы сидели, барабаня пальцами по столу, и мучились сомнениями. Мы подсчитали, что пакет с конвертом не попадет в чужие руки раньше, чем через четыре с половиной часа. На это время мы были свободны, но потом должны были сидеть в офисе и ждать звонка.

На что убить эти четыре часа? Чем занять себя в оставшиеся дни? Эти вопросы мучили нас, пока мы неосознанно продолжали сидеть и ждать звонка, который просто не мог раздаться так рано.

Идея поехать в Миннеаполис за рождественскими подарками вызывала отвращение. Ни один фильм в шести кинотеатрах города нас не прельстил. Мы тупо перебирали варианты, но дело шло вяло. Видимо, сказывалось напряжение предыдущих дней. Я чувствовала себя как выжатый лимон. Милт храбрился, но явно тоже иссяк.

В конце концов мы сошлись на том, что поедем в центр Ларксдейла за покупками. За книгами и едой.

Год назад центр города на Рождество выглядел разоренным, но не безнадежно. Люди на что-то тогда еще надеялись и старались украсить город. Но сейчас упадок сильно бросался в глаза. Мои земляки были хорошими людьми, но уже не настолько. Сейчас, когда мы с Милтом, пригибаясь на ветру, спешили по скользким тротуарам, в глазах некоторых из них я видела безразличие ко всему. Безразличие, которое легко могло перерасти в гнев. Надежды не оправдывались уже столько раз, что это становилось привычным. Что-то очень тоскливое и злобное носилось в воздухе, убивая предпраздничную суету и рождественскую веру в чудеса.

Мы провели несколько минут в книжном магазине, где Милт, задумавшись, достал дорогой бумажник, туго набитый крупными банкнотами. Люди вокруг посмотрели на него с нескрываемой враждебностью. Он быстро осознал свою бестактность и поспешно спрятал бумажник в карман дорогой парки. Я очень расстроилась, что он столкнулся с таким отношением, и гадала, почему меня это так задело.

Мы вернулись в офис с книгами и пакетами с едой. Мне нравилось все, что Милт делал сегодня. Даже то, что он выбрал «Гордость и предубеждение», заметив, что я купила «Мэнсфилд-парк»[10]. Но мне было стыдно, что я так часто поглядываю на него.

Многие люди предпочли бы, наверное, потратить это время на занятия любовью, но только не мы и не в такой момент. Волнение давило на нас слишком сильно. Мы оба были классическими трудоголиками.

Хотя, когда мы в полночь сели в машину (в час ночи по нью-йоркскому времени), у меня возникло сильное желание пригласить Милта к себе домой вместо отеля, куда я его везла.

Но я тут же поняла, насколько это глупая идея. Мы остановились возле отеля. Милт с трудом шел под порывами ветра к зданию, пока я разворачивала машину.

* * *

Ночь превратилась в бессонный кошмар. Я даже не могла представить себе, что будет, если в ближайшие два дня нам не позвонят. Я думала о городе, о женщинах Ларксдейла, о друзьях, о браке моих родителей, о многих семьях, которые распадутся, не выдержав такого удара, и, конечно, о неожиданной радости, которую доставляет мне присутствие Милта в моем городе.

На следующий день мы встретились в офисе в шесть утра. Хэйди, лапочка, принесла нам на завтрак булочки с джемом и вызвалась сварить кофе. Мы сидели за моим столом и ели, безразлично обсуждая новости в стране, а потом погрузились в напряженное молчание в ожидании звонка. Я не волновалась так, даже когда сдавала выпускные экзамены.

В конце концов где-то после трех часов дня раздался телефонный звонок. Хэйди метнулась к себе в приемную, и где-то секунд через десять в моем интеркоме на столе раздался ее взволнованный голос: «Нью-Йорк на первой линии».

Милт в безнадежной попытке сохранять спокойствие поставил локоть на стол и пристроил на кисть подбородок. Он был похож на роденовского «Мыслителя» на электрическом стуле. Когда я сняла трубку, он чуть не проглотил свой кулак.

– Алло, – сказала я.

– Бэнкрофт Хеммингс хочет поговорить с Софией Петере, – раздался женский голос. – Вы принимаете звонок?

От волнения я просто кивнула, но тут же спохватилась.

– Да, – проблеяла я.

Бэнкрофт Хеммингс был президентом корпорации «Арктурис». Его вежливый голос не был совсем уж ледяным, но очень близок к этому. Он сказал мне всего две фразы.