Книга Ребенок - Евгения Кайдалова

Заметив, что я наконец-то изменилась в лице, врач расправила крылья и грозно спросила:

– Он у вас вот так делает? – Она запрокинула голову назад и свела лопатки.

Я вспомнила, что в последние несколько дней Илья действительно начал отводить один локоть (а вместе с ним и лопатку) назад, пытаясь перевернуться. Голова у него при этом тоже немного запрокидывалась…

– Делает…

Врач торжествующе выдернула из какой-то стопки казенный бланк.

– Повышенное внутричерепное давление! Я пишу направление в детскую неврологическую больницу.

Выбегая из кабинета с Ильей на руках, я чувствовала себя как волк, сумевший вырваться за красные флажки охотников. Направление в больницу я скомкала и швырнула в урну. Эта бумажка буквально жгла мне руки: я отказывалась признавать своего ребенка больным.

Следующий врач, которого мне предстояло посетить, был невропатологом. Спящего Илью пришлось раздевать догола, и, просыпаясь, он заплакал. В этом плаче была настоящая обида: представьте себе, что вас против воли вытаскивают зимой из теплой кровати! Врач взяла его под мышки и поставила в вертикальном положении. К моему удивлению, он попытался шагнуть.

– Шаговый рефлекс плохо развит, – равнодушно констатировала невропатолог.

– Может быть, памперс мешает? – предположила я. Памперс к тому времени уже довольно ощутимо наполнился.

– Может быть. – Врач пожала плечами.

– Так снять его?

– Ну снимите.

Я проворно сняла памперс. Новая попытка – и теперь Илья сделал по-настоящему широкий шаг.

– Шаговый рефлекс развит хорошо, – констатировала невропатолог все с тем же равнодушием.

Новым этапом нашего большого пути стал окулист, о котором у меня не осталось никаких воспоминаний, а затем – ортопед. В кабинете у ортопеда мне показалось, что на нас с ребенком снизошла благодать: врач была такой любезной женщиной, так ласково и прямо-таки нежно обращалась с Ильей, который совершенно извелся от отсутствия сна, что ничего лучшего и желать было нельзя. Она уверила меня, что мой ребенок находится в самом добром здравии, но, вот беда, современные мамочки так загружены работой и хозяйством, что им не всегда удается это доброе здравие сохранить. А казалось бы, чего проще? Нужно только ежедневно делать ребенку массаж! Как это делается? Да вот так! И в течение получаса Илью поглаживали, разминали, по очереди поднимали ему ручки, словно делая зарядку, ногами изображали велосипед. Ребенок, казавшийся совершенно измученным, развеселился и улыбался вовсю, еще чуть-чуть – и он расхохотался бы в лицо доброй тете-доктору. Я же не знала, как ее благодарить.

– Запоздали вы с массажем, – мягко пожурила она меня, – начинать можно было с месячного возраста. Ну да ничего, наверстаем. Приходите ко мне ежедневно… ну, хотя бы три раза в неделю, и я буду с вашим ребеночком работать.

Неужели такое бывает? Я собрала все душевные силы, какие только могла, чтобы произнести одно из самых горячих спасибо в своей жизни.

– Двадцать рублей сеанс, – с милой улыбкой добавила врач.

Я буквально почувствовала, что мое уже расплывшееся для вдохновенной благодарности лицо вытягивается и каменеет. В ответ мне удалось вымучить что-то вроде: «Спасибо, я подумаю».

– Думайте, – холодно и чуть насмешливо попрощалась со мной ортопед.

Отоларинголог был на больничном, и я с облегчением направилась к выходу, но вспомнила, что мы не сдали на анализ кровь. Я знала, что эта процедура необходима для прививок, и она не вызывала у меня внутреннего протеста, но когда спящего Илью кольнули острым металлическим «перышком» и он в ужасе закричал, я зарыдала в кабинете вместе с ним. Едва лаборантка собрала достаточно крови, я выскочила в коридор, прижала покрасневшего от плача ребенка к себе и стала суматошно целовать его в остром приступе жалости. Себя я в этот момент ненавидела – мне казалось, что я позволила злым людям надругаться над беззащитным существом.

Я долго сидела в пустом коридоре, покачиваясь взад и вперед, шепча ребенку все слова оправдания, которые только знала, и чувствуя себя последней из предательниц. Я впервые по-настоящему осознала, что, появившись на свет, ребенок доверился мне душой и телом. Грош мне цена, если я не сумею его защитить! Пока он здоров, я не отдам его невежеству участковых врачей и бездушным больницам, а если он заболеет, я не отдам его болезни. Как? Я придумаю как!

В таком неустойчивом – наполовину плачевном, наполовину боевом – состоянии духа я подкатывала коляску к своему подъезду. По улице летела легкая метель, и ветер дул так неудачно, что хлопья снега заносило прямиком под капюшон коляски. Видя, что Илья, и без того измученный, начинает беспокоиться во сне, последние метров сто я бежала бегом и вздергивала коляску на ступеньки, задыхаясь от усилий, – поскорей бы доставить ребенка в покой и тепло!

Четыре ступени до входной двери, и те, что вели на первый этаж, мы преодолели одним рывком, после которого кончились мои силы. Первый пролет лестницы дался мне уже с огромным трудом, а на первых ступенях второго пролета я почувствовала, что дальнейший путь наверх будет равносилен восхождению на Эверест. Я села на ступени, подперев коляску спиной, и велела себе прийти в рабочее состояние как можно скорее. Но сонная темнота окутала меня мгновенно, как наброшенное на голову одеяло. В какой-то момент (время перестало существовать) из темноты ко мне долетел голос:

– Давай помогу!

Мне пришлось разлеплять глаза, но веки упорно не хотели подниматься – сон тянул меня к себе, на мягкое темное дно. Я смогла лишь выговорить спасибо предложившему помощь мужчине и, не просыпаясь, побрела вслед за ним. Я смутно думала о том, как хорошо быть большим и сильным и легко заносить коляску на второй этаж.

– Еще раз огромное спасибо! – пробормотала я со всей вежливостью, на которую была способна, и полезла в карман за ключами. Мужчина не уходил. Чего он ждет? Не заплатить же я ему должна за такую джентльменскую услугу!

Я вопросительно оглянулась на него, вставляя ключ в скважину, и сон разом отлетел – мне стало холодно.

– Привет! – пытаясь улыбнуться, выговорил Антон.

На секунду у меня возникло такое ощущение, будто рядом со мной на лестничной площадке оказался актер из любимого фильма, скажем, Ричард Гир или Майкл Дуглас, – шок и чувство полной нереальности происходящего. Словно красивая сказка вопреки всем правилам смешалась с уродливой реальностью. Антон – это то, чего уже нет и никогда не будет в моей жизни, но вот я вижу его воочию. Впору тихо оседать в обморок с тем, чтобы вернувшийся из небытия герой подхватил тебя на руки и со словами любви внес в опочивальню. Вот прикол! По губам у меня поползла кривая усмешка.

Для того чтобы открыть дверь, я отодвинула коляску в сторону, и сейчас она стояла между мной и Антоном. Он сделал шаг вперед. Я нервно вцепилась в край коляски, преодолевая разом накатившую на меня слабость. Я должна устоять! Я не поддамся мгновенному желанию выскочить из-за разделяющей нас преграды и рвануться к нему, в свое светлое прошлое, назад – к вершинам, упасть головой к нему на грудь, вновь обрести тепло среди зимы, задышать его запахом, прижавшись лицом к колючему свитеру, и счастливо заплакать оттого, что страшный сон кончился и мы опять стоим вместе посреди нетронутой снежной чистоты под заливающим весь мир горным солнцем.