Книга Тень "Полярной звезды" - Филип Пулман

Это была узкая долина, вся — сплошь огонь и сталь; ее прорезали железнодорожные рельсы, которые сверкали под набиравшим силу солнцем, над нею медленно плыл пар и разносилось лязганье мощных молотов. Рельсы вели в долину с юга и уходили на север; десятки веток извивались между строениями, по ним следовали маневровые паровозы с цепочками вагонеток, из одних выгружали уголь, железо, в другие грузили различные механизмы, детали к ним. Сами строения по большей части были легкими, выполненными из стекла конструкциями, их металлические рамы выглядели изящно, и, несмотря на трубы и локомотивы, все, что видел глаз, было чистым, сверкающим, новым.

Все это вместе представлялось некой цельной машиной — мыслящей, обладающей интеллектом и волей. И люди, которых ясно видела Салли, а также сотня, если не больше, других людей, которых различить не могла, выглядели не конкретными личностями, а винтиками и колесиками или соединительными стержнями; мозг же, управляющий всем и вся, размещался, по-видимому, в четырехэтажном кирпичном здании, в самом центре долины.

В этом здании как бы скрещивались комфортабельная современная вилла и частная железно дорожная станция. Парадная дверь с готическим портиком выходила прямо на платформу железнодорожной ветки, откуда просматривалось сверху самое сердце долины. Вдоль платформы разбиты были цветочные клумбы, сейчас, правда, голые, но тщательно прополотые и разровненные граблями. С другой стороны дом огибала подъездная до рожка для экипажей, она чуть расширялась у точно такой же, хотя и меньших размеров, двери и уходила дальше, за угол дома, к конюшням; Салли разглядела там подростка, который разравнивал гравий. Над крышей здания высился голый флаг шток.

Салли стояла, озирая сверху эту картину, свидетельствовавшую о деловитости, успехе, процветании, и вдруг ее охватило странное чувство: как будто оттуда, из долины, мерцающим маревом разливаются волны откровенного зла. Где-то там, внизу, куется оружие, ужасней которого еще не знал мир, и сила, чьей волей создается это оружие, ворвалась в ее жизнь, выхватила из нее самое дорогое и швырнула, мертвым, ей под ноги, — только потому, что она осмелилась спросить: что происходит? Эта сила, что бы там ни творилось, была злой силой; интенсивность источаемого ею зла была почти зрима в мерцании и блеске солнца на стекле, стальных рельсах, в трепещущем воздухе над трубами.

Это чувство было столь сильно, что на мгновение ее охватил ужас. Ей стало страшно, так страшно, как никогда ранее, — это было нечто большее, чем физический страх, ибо зло страшнее физического страха. Но она приехала сюда, чтобы встретиться с ним лицом к лицу… Салли зажмурилась, сделала глубокий вдох, и минутная слабость исчезла.

Она стояла на крутом, поросшем травой склоне, ей была видна вся долина. Сама того не замечая, она потихоньку спускалась под прикрытие нескольких деревьев; сев на поваленный ствол, она стала разглядывать долину внимательней.

Постепенно она примечала все больше и больше деталей, отметила и характерные особенности здешнего производства. Ни над одной из машин, двигавшихся по долине, ни над одной трубой заводских зданий не подымались столбы или хотя бы струйки дыма; очевидно, все здесь работало на коксе, оттого воздух в долине оставался чистым. Она видела три крана, подымавшие отрезки труб или листы железа из прибывавших по рельсам вагонеток, однако выглядели они не так, как обычные механизмы этого рода: возможно, работали на гидравлике или даже электричестве. Не было сомнения в том, что всем здесь заправляло электричество, проникало даже в самые отдаленные строения. Провода тянулись к ним из маленького кирпичного сооружения неподалеку, и всякий раз, как маневровый паровоз подтягивал к нему состав вагонеток, он не подвозил их вплотную, как во всех других местах, а останавливался на подводной ветке на некотором отдалении. Здесь вагонетки забирал локомотив особого типа, черпавший энергию, по-видимому, из проводов над ним. В какой-то точке он как бы выходил из строя, и, чтобы завезти вагонетки, впрягали лошадей.

Значит, строение, которое стояло вдалеке от остальных и куда опасались ввозить горючее, и было тем местом, где содержались взрывчатые вещества.

Она наблюдала все это, недвижимая, бесчувственная, — жили только ее глаза.

День клонился уже к концу, когда она заметила, что в здании с флагштоком над крышей что-то происходит. В верхних этажах распахнулись окна, стекла сверкали под лучами солнца, в одном из окон появилась горничная, явно занимавшаяся уборкой. Прикатил фургон какой-то торговой фирмы, из него что-то выгрузили; из двух труб показался легкий дымок; другая горничная, а может быть, та же самая, вышла со стороны платформы и принялась полировать дверные ручки из светлой меди. Наконец, ближе к заходу солнца, Салли увидела то, чего ждала: у главной дороги светофор сменил сигнал с южной стороны, свисток локомотива эхом прокатился по долине, и вскоре показался он сам, таща за собой всего лишь один вагон; минуя лабиринт перекрещивавшихся стрелок, вагон подкатил прямо к вилле.

Локомотив принадлежал «Грейт Норзен компани», но вагон был частной собственностью, окрашенный в приятный темно-синий цвет с серебряными эмблемами на дверях. Когда вагон остановился у платформы, из дома выскочил слуга — может, дворецкий или мажордом, — и открыл двери вагона. Секунду спустя появился Аксель Беллман. Его тяжеловесную фигуру, металлический блеск его светлых волос, выбивавшихся из-под шелковой шляпы, нельзя было не узнать даже издали. Он вошел в дом, за ним последовал лакей; другой слуга, вышедший из дома, выгрузил багаж.

Тем временем локомотив, отцепленный от вагона, уже катил к выезду из долины. Минуту-две спустя из боковой двери вышла горничная с полным снаряжением для уборки — метла, совок для мусора, щетка, пыльная тряпка, — и вошла в вагон; вскоре на флагштоке взвился флаг с той же эмблемой, что и на дверях вагона. Салли ясно видела ее в лучах заходящего солнца: это была звезда.

Багаж, слуги, этот дом… Значит, он намерен здесь остаться на какое-то время. Салли не ожидала, что все будет так просто.

Салли казалось, что она вся окаменела. Ей и есть хотелось, и пить тоже, но скоро это будет неважно. А вот что окаменела — может оказаться важным. Она поднялась и стала прохаживаться под деревьями, наблюдая, как удлиняются тени и ярче горят окна внизу, как изменился характер работ. Когда тень полностью накрыла долину, раздался свисток; через несколько минут она увидела, как первый людской поток устремился к воротам: рабочие уходили домой. В цеха, где производственный процесс был непрерывен, приходили на смену другие, но остальные помещения запирались, и у каждого снаружи оставался сторож. Пространство вокруг арсенала с взрывными устройствами было, словно сцена, залито светом, возможно, электрическим; огни отражались на белом гравии, и все это имело какой-то нереальный вид, как изображение на слайде в волшебном фонаре.

Становилось сыро. Трава под ногами Салли уже была влажной от росы. Она подняла свой маленький баул и вдруг заметила, что прижимает его к груди словно ребенка. Рыдания сотрясали ее.

Спокойное его лицо под дождем, среди пепла и гари…

Ее как будто подшибло, как будто волна жалости, горя, любви сокрушила все барьеры, и она громко выкрикивала его имя в мучительной боли, которая едва не затопила ее целиком. Но в своем отчаянии она уцепилась за ту самую мысль, которая привела ее сюда, — так моряк тонущего корабля в последний миг цепляется за мачту, — и волна прокатилась над ней и откатилась.