Книга Фонтан мечты - Джози Литтон

Под конвоем он вернулся в Лондон, и весь путь он проделал в молчании, ибо суровые акоранские воины, окружавшие его, не были расположены к разговорам. Как он и ожидал, его доставили в акоранскую резиденцию. Но на этот раз принимали его не в гостиной. Под тем же конвоем его провели в маленькую комнатку в подвале. Все убранство комнаты составляли кровать и комод. Дверь закрывалась снаружи на засов. Стражник принес ему воду. После этого Нилс остался один. У него было достаточно времени, чтобы обдумать все, что произошло за последние дни. Мог ли он что-то изменить, поступив иначе? Этот мучительный вопрос был самым главным. И ответ на него дался ему нелегко. В целом опыт того дня был далеко не из приятных.

Засов открыли только ближе к вечеру.

В дверях стояла женщина. Она была высокой, худой и одетой во все черное. Глаза ее, маленькие и темные, казались странно живыми и яркими на старушечьем лице. Женщина бесцеремонно его рассматривала.

– Вы – мистер Нилс Вулфсон?

– Да, это мое имя. С кем имею честь?

– Малридж, сэр.

– Амелия о вас говорила. Как она?

– Могла бы чувствовать себя и хуже, учитывая все, что с ней произошло. Идет на поправку. Пойдемте со мной.

Из подвала они поднялись наверх, в вестибюль. Нилс огляделся. Он думал увидеть там охрану, но вестибюль был пуст.

– Очень тихо тут у вас, – сказал он.

– Король умер. Принц Александр и принц Андреас отбыли во дворец, чтобы оказать подобающие почести новой королеве.

– А Амелия?

Малридж молчала, по-видимому, решая, стоит ли удостаивать его ответом. Сложив руки на груди, она сверлила его своими птичьими глазами.

– Она отправилась в Акору. Корабль отплыл на рассвете, с утренним отливом. Мать сопровождает ее.

Нилс ошеломленно молчал. Слова старухи доходили до него с трудом.

– Принц Андреас кое-что для вас оставил, – сказала она, указав на деревянный футляр на столе у двери.

Нилс приблизился к нему с осторожностью. Футляр был изготовлен из дерева той породы, которая была ему неизвестна. Едва он прикоснулся к крышке, сработала пружина, и крышка легко открылась.

Обломки стали сверкнули в лучах предзакатного солнца. Обломки меча викинга. Этим древним оружием больше никого нельзя убить. Но оно сполна выполнило свою задачу.

Что хотел сказать ему Андреас этим посланием? Что это – жест уважения, посланный одним воином другому? Или напоминание о том, как будто он нуждался в подобном напоминании, что Амелия исчезла для него навсегда.

– Спасибо, – просто сказал Нилс и с этим вышел из дома.

Иванна открыла дверь, едва Нилс занес руку, чтобы постучать. Нилс знал, что предстал перед ней не в лучшей форме, но добрая девушка без лишних церемоний пропустила его в дом и тут же сообщила:

– Ваш брат пришел в себя, сэр. Жара у него нет, и я бы сказала, что он очень неплохо себя чувствует.

– Спасибо, – сказал Нилс и ощутил, как Иванна поплыла у него перед глазами. Он сморгнул невесть откуда взявшуюся влагу и пошел следом за горничной наверх, туда, где отдыхал Шедоу.

Брат его сидел на кровати, и, хотя лицо его было бледным, во всем остальном он вполне походил на себя прежнего.

– Черт, – вместо приветствия сказал Шедоу, – ты очень плохо выглядишь.

– Ты обо мне? Но не мне всадили нож в грудь.

– Каждый может допустить ошибку, – виновато сказал Шедоу.

– Я тебя не виню. Как ты себя чувствуешь?

– Отлично.

– Ему нужно еще отдохнуть. По крайней мере несколько дней, – решительно заявила Иванна.

Шедоу послал ей одну из тех своих улыбок, что без промаха пронзали сердца особ женского пола по всему американскому континенту – от крайнего запада до крайнего востока.

– Что мне действительно необходимо, так это еще тарелочку твоего отменного супчика.

– О да, конечно. Суп еще никому не вредил. – Польщенная, Иванна встала и помчалась исполнять поручение.

Когда девушка ушла, Нилс присел на край кровати, устремив на брата тяжелый взгляд.

– Кто это сделал с тобой?

– Хоули и те ублюдки, что я видел с ним в клубе. Они меня выследили, а я даже не знал об этом. – У Шедоу был такой удрученно-виноватый вид, что Нилс без труда догадался: брат не может простить себе того, что дал себя выследить врагу.

– Забудь. В груди у тебя был акоранский нож.

Шедоу удивленно приподнял бровь.

– Я не видел никаких акоранцев.

– Я думаю, Хоули украл тот нож. Он украл мой меч.

– Тот меч, что ты купил у Бенджамина? Господи, до какой низости может дойти человек!

Нилс был с ним согласен, но развивать тему дальше ему не хотелось.

– Не важно. Хоули мертв.

– Твоя работа? – Когда Нилс кивнул, глаза Шедоу довольно блеснули. Но он все же спросил: – Ждешь каких-нибудь санкций?

– Вообще-то я был готов к ним, но когда я в последний раз видел Хоули, труп его свисал с крупа акоранского коня.

– Ты должен рассказать мне, как все это было. Кстати, где твоя принцесса?

– Она не моя принцесса. Увы.

– Еще чего! Послушай, мне нелегко об этом говорить, но мне кажется, что я очень сильно заблуждался относительно акоранцев. Похоже, они не имеют никакого отношения к взрыву на «Отважном».

– Ты действительно в это веришь?

– Да, верю. Кажется, твоя мысль насчет задумок Хоули относительно военной базы на Акоре близка к истине. К тому же он и слыл, и был настоящим ублюдком.

– «Был» – вполне ему подходит, – сказал Шеренски, заходя в комнату. Он перевел взгляд с одного брата на другого и, приподняв бровь, сказал: – Шокирующие новости.

– О чем это вы?

– О Хоули, конечно. Лорд Саймон Хоули найден убитым на одной из пользующихся дурной славой улиц Лондона. Похоже, он пал от руки уличного грабителя.

– Такова официальная версия? – спросил Нилс.

– Я так думаю. А какая еще может быть версия?

– Могло быть и хуже, – философски заметил Шедоу. – Его могли просто сбросить в реку.

– Кто мог сбросить? – с мимолетной ухмылкой уточнил Шеренски.

– Как кто? Грабители.

– Ах да, конечно. Нилс, друг мой, как поживаешь?

– Рад видеть моего брата здоровым. Спасибо тебе, Бенджамин.

– Не за что. Был рад тебе услужить. Кстати, твой брат – отличный собеседник. Думаю, ему не помешает отдохнуть в нашей с Иванной компании еще денька два.

– Очень мило с вашей стороны, – сказал Шедоу.

Нилс подошел к окну, но там, за окном, он увидел не оживленную лондонскую улицу, а женщину, которую любил, – свою любимую, смертельно бледную, неподвижно лежащую на гостиничной койке.