Книга Бедная Настя. Книга 2. Превратности любви - Елена Езерская

— Владимир, может, и странно ведет себя в последнее время, но вы должны простить его, Анна, — столько волнений за эти дни.

— С каких это пор он стал нуждаться в услугах адвоката?

— Не адвоката, а друга. Тем более что мне показалось…

— Вам показалось, — тихо и вместе с тем твердо оборвала его Анна. — Извините, князь, я очень устала и хотела бы отдохнуть.

— Анна! Вы прогоняете меня? — растерялся Репнин. — Но чем я провинился перед вами?

— Ничем, но вам надо спешить, вас ждут в таборе.

— В таборе? Зачем мне ехать в табор? — удивился Репнин. — Все благополучно завершилось, убийца найден, Владимир вернулся домой. А я могу снова занять свою комнату для гостей.

— А как же Рада?

— Рада? Она, конечно, молода, красива, но она цыганка и немного колдунья, а мне нравится совершенно другая девушка.

— Но она сказала, что вы были с ней…

— Нет, Анна, нет! — воскликнул Михаил. — Она только выдала желаемое за действительное. Как только представилась возможность, я тут же бросился вас искать, но, увы! — опоздал. Когда мы нашли способ, как уличить княгиню в совершенном ею преступлении, я вернулся за вами и спас вас из огня, я вынес вас из конюшни…

— И вы? — Анна готова была разрыдаться. — Не слишком ли много у меня спасителей сегодня?!

— Анна, чем я обидел вас? Что мне сделать, чтобы вы перестали плакать? Ведь вы дороги мне, я готов на все ради вас.

— Простите, но мне ничего не надо. Как вы и сказали, все завершилось и вернулось на свои места. Вы князь, я крепостная.

— Это можно исправить. Я думаю, Владимир подпишет вам вольную. А если нет… если нет, я выкуплю вас у него!

— Чтобы смотреть, как я буду мыть полы в вашем доме? — сквозь слезы улыбнулась Анна, припомнив сцену, которую Корф с Репниным разыграли перед управляющим в таборе.

— Чтобы каждое утро видеть ваши сияющие счастьем глаза и наслаждаться этой картиной бесконечно, — с пафосом произнес Репнин и бросился поцеловать ей руку.

— А это из какой пьесы? — лукаво спросила Анна.

— Это из моего сердца! Я прямо сейчас отправляюсь к Владимиру, я задам ему этот вопрос. И пусть он только попробует манкировать ответом!

Репнин по-гусарски прищелкнул каблуками и выбежал из комнаты, оставив Анну наедине с невеселыми мыслями. Тревожно было на душе. Счастливое избавление, о котором говорил Репнин, ожидаемой радости от перемены в судьбе не добавило. Владимир по-прежнему играл с нею, как кошка с мышкой. Анна желала только одного — чтобы он разобрался в своих чувствах, сказал что-то с определенностью, которая положила бы конец пустым надеждам.

Надеждам на что? Анна поймала себя на мысли, что впервые думает о Корфе, как о Михаиле, и даже серьезней. Прежде ей казалось, что самое главное — это стать Владимиру другом. В ее мечтах он относился к ней, как к сестре, которой на самом деле у него не было. Теперь же в сердце вкралась новая печаль, подспудно она ждала от него прямого объяснения в любви, страдая из-за боязни Корфа открыться в своих истинных чувствах.

Все! — решила Анна, ждать у моря погоды она больше не в ее силах. Она должна предпринять что-то сама. Анна взяла свой саквояж, стоявший собранным еще с того момента, как Полина сообщила ей, что Репнин у цыган в таборе умирает, и, оглядев комнату, как ей казалось, в последний раз, вышла.

— Ой, и куда же это мы собрались? — всплеснула руками Варвара, когда Анна появилась на кухне с саквояжем в руках. Она не могла уехать, не попрощавшись с доброй и верной нянькой и поверенной в ее сердечных делах.

— Уезжать мне надо, Варвара, а не то я погибла.

— Да что случилось? Сейчас-то тебе чего бояться — княгиня-злодейка умом подвинулась, да и Модестович наш от нее не сильно отстал, видать, так волновался, что все в голове перепуталось. Молодой барин домой вернулся!

— Вот это меня и страшит, Варвара. Ты даже не представляешь, что произошло, — Анна остановилась, словно собираясь с духом. — Владимир поцеловал меня.

— Здравствуйте! — с облегчением рассмеялась Варвара. — Тоже мне, нашла ирода! Я жизнь прожила — чтоб поцелуй кого вот так напугал, первый раз слышу.

— Варя! — смутилась Анна.

— Что-то ты, девка, темнишь, что-то не договариваешь. Брось-ка по кухне метаться, садись да рассказывай, — Варвара силой усадила Анну рядом с собой у стола.

— Чем же тебе барин наш так плох показался? Или не полюбился тебе его поцелуй?

— Если честно, Варя, — покраснев, прошептала Анна, — я до сих пор чувствую прикосновение его губ.

— Сдается мне, что ты и сама не знаешь, чего хочешь, — подвела итог Варвара.

— Мне, Варя, казалось, я Михаила люблю, но этот поцелуй…

— Не думаю я, чтобы молодой барин тебе зла желал.

— Но и добра он мне не желает. Не хочет он меня от себя отпускать. Никогда Владимир не даст мне вольную. Хочет, чтобы я навсегда осталась крепостной. Запуталась я, Варвара. Вот и решила: бежать надо, бежать, чтобы забыть и того, и другого.

— Да разве от чувств убежишь, девонька? — вздохнула Варвара. — Тот, кто люб, всегда будет рядом. Если и не наяву, то в мыслях да в сердце. Их куда выкинешь?!

— В Петербург поеду, Владимир обещал меня продать Оболенскому. Пусть так и будет.

— Дело твое, я тебя неволить не стану, и выдавать тоже. Но учти, бежишь ты от самой себя. Одни мучения здесь оставляешь, другие появятся.

— Нет, я бегу от унижения, Варвара! И, быть может, если я не буду каждый день его видеть, скорее забуду. Ведь, правда, Варварушка?

— Жизнь покажет, храни тебя Господь, — Варвара широко перекрестила ее и обняла на прощанье.

— Ты только не переживай за меня, слышишь, все будет хорошо! Я не пропаду, — Анна расцеловала Варвару в обе щеки и вышла. Она решила попросить Григория заложить карету и тут же и уехать, пока не хватились. Анна не сомневалась — Григорий перепроверять указания барина не пойдет, мужик он был доверчивый и добрый. Она только не заметила Полину, которая подслушивала за дверью весь их с Варварой разговор.

* * *

— Что же, мой мальчик, можешь быть доволен собой — ты получил такую прекрасную возможность открыть Анне свои чувства и сделал все, чтобы она ответила тебе взаимностью!

— Отец! Не смейтесь надо мной! — Владимир не заметил, как начал кричать, обращаясь к барону. Призрак возобновил свои визиты, на этот раз возникнув в момент наивысшего раздражения. Уйдя к себе, Владимир уже не сдерживался, круша все, что попадалось под руку, смел со стола бумаги, пресс-папье и не горевший — слава Богу! — светильник.

— Свои трудности ты создаешь себе сам! — продолжал отец, наблюдая за сыном из дальнего угла кабинета. — Ты ведешь себя, как мальчишка, который всего боится, но желает прослыть храбрецом и оттого путает смелость с наглостью.