Книга Сладостная победа - Эйна Ли

– Итак, вы настроены добиться лучшей участи для себя в том краю, где благодатная природа и где вы видите для себя перспективы? Надеетесь ухватить счастье за хвост?

Коулт присел на крыльцо рядом с доктором.

– После войны мне просто не сидится на месте. Иначе говоря, хочется мир посмотреть и себя испытать.

– Порой то, к чему стремишься, оказывается гораздо хуже того, что оставляешь позади.

– Док, ничего не может быть хуже, чем Юг в его нынешнем положении.

– Да, жизнь – это не утопия. – Доктор нахмурился. – Коулт, вы же видели индейцев, которые так вольготно чувствуют себя здесь. Они хороший пример того, что существует разница между этой землей и теми другими краями. В другой раз индейцы, возможно, наведут боевую окраску и попытаются проломить ваш череп ударом боевой дубинки. Да, иногда люди не видят леса из-за деревьев. Тем не менее, Арена-Роха отнюдь не плохое место, чтобы поселиться и жить здесь.

– Не стану отрицать, что вы живете в небольшом, но славном городке, док. Да и хороших людей здесь хватает. Однако скоро огромная куча народу хлынет к вам с другого берега Миссисипи. Разве Скалистые горы этому помеха? Переселение закончится только тогда, когда перед вашими глазами покажется целая флотилия каравелл, то есть фургонов переселенцев. Они будут искать гавань, которую всегда ищет человек, гавань, в которой он может ступить ногой на землю и назвать эту землю своей.

Уильямс закивал:

– С этим не поспоришь.

– Итак, они придут, док. Если не пешком и не на повозках, то они доберутся сюда на суденышках или даже по железной дороге, потому что одна трансконтинентальная дорога – от Атлантики до Тихого океана – уже построена, и она пролегает совсем недалеко, к западу отсюда, возле Небраски.

Трубка доктора погасла, и он снова стал набивать ее табаком из коробки, стоявшей рядом на крыльце.

– Да, ничто не остановит этого продвижения: ни реки, ни горы, ни племена индейцев, ни дюжина других племен, пытающихся встать у них на пути. Ничто не в силах остановить наступление цивилизации. Все индейские племена, и на Востоке, и на Юге, такие большие и сильные, как могикане, чероки, семинолы, как и другие, не менее славные, давно уяснили себе это.

Доктор раскурил трубку, и искорки снова замерцали в темноте.

– Готовьтесь, док, потому что мир надвигается на ваш городок, и тот образ жизни, который вы привыкли вести, канет в Лету, точно так же, как и на Юге.

– Мне остается лишь надеяться, что я не доживу до этого.

– Увы, уже дожили. – Коулт поднялся и прикоснулся рукой к шляпе. – Спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи. – Сделав глубокую затяжку, доктор Уильямс проследил взглядом, как удаляется, исчезая в темноте, фигура Коулта, затем задумчиво покачал головой: – Тем больше оснований у города заполучить такого молодого и энергичного человека, как вы, Коулт.

Дэн Джеймс ночью не дежурил, и тускло освещенный холл гостиницы был пуст. Коулт прошел за стойку, взял ключ из ячейки и поднялся к себе наверх. Едва он открыл дверь своего номера, как ему навстречу хлынул душный, горячий воздух.

Заперев двери, он пересек комнату и распахнул настежь окно, затем уселся на край кровати, отстегнул пояс с револьвером, снял шляпу и сапоги.

Как всегда по ночам, его помыслы были устремлены к Кэсси. Его переполняли чувства, они били из него наподобие того, как бьет из-под земли родник.

– Завязывай-ка с этим, Фрейзер, – бормотал он себе под нос.

Он разделся, придвинул подушку к изголовью кровати и улегся. Он знал, что как бы он ни пытался, сразу ему не уснуть. Внезапно до него донесся какой-то шорох за окном, и он тут же протянул руку за револьвером.

Сквозь открытое окно кто-то проник к нему в номер и замер, привыкая к темноте. Для Коулта не представляло труда разглядеть его, он ясно видел в свете луны, кто к нему пожаловал.

– Совсем неплохой способ, если хочешь, чтобы тебя подстрелили, – проворчал он, пряча револьвер под кровать и снова откидываясь спиной на подушку. – Уходи-ка отсюда, Кэсси.

Лоб у него покрылся капельками пота. Кэсси подошла к кровати и остановилась прямо над ним.

– Неужели это то, чего тебе действительно хочется, Коулт? Чтобы я ушла?

Ее свистящий шепот в полной темноте подействовал на него лучше всяких доводов, он хотел ее больше всего на свете.

– Мы оба так долго ни о чем другом не думали, как только об этом. Пришло время раскрыть карты, – продолжала она.

– Господи, Кэсси, пусть ты и невинна, но нельзя же быть такой наивной.

– Ты упрекаешь меня в том, что я очень многим рискую?

– Еще бы. Под тобой очень тонкий лед. Так, может, тебе лучше повернуть свою маленькую аккуратную попку и выбраться отсюда тем же путем, каким ты забралась… пока у тебя есть такая возможность.

– Тебе следует помочь мне, Коулт. Для меня все это внове. И я не знаю, что мне делать дальше.

Не отрывая своего взгляда от него, Кэсси присела на край постели. Коулт обхватил рукой ее шею и привлек к себе, их губы оказались совсем близко.

– Мне не хочется, чтобы ты о чем-то сожалела, Кэсси. – Его дыхание отяжелело от желания.

– Я знаю, на что иду.

– Думаю, что не знаешь, но боюсь, что теперь отступать уже поздно.

Тепло его дыхания мучительно волновало все ее существо. Кэсси закрыла глаза и, томно вздохнув, раскрыла свои губы, она сама стремилась к этому; его горячий страстный поцелуй отрезал ей все пути к отступлению.

Ее дыхание превратилось в череду прерывистых вздохов и стонов, когда он расстегнул ее рубашку и начал целовать ее соски.

– Коулт, я не думала, что ты станешь это делать.

Он приподнял голову; желание переполняло его, что было заметно по его взгляду.

– Кэсси, сейчас не до рассуждений. Сейчас время для наслаждений.

Он раздел ее всю, затем лег сверху. Они удивительно подходили друг другу, изгибы и округлости ее тела соответствовали выпуклостям и впадинам его мускулистого торса; они словно представляли собой восхитительную по своей лепке скульптуру. Его тепло, его запах, касания его рук к ее коже, его губы, жадно целующие то одну грудь, то другую, – все превратилось в захлестывающий поток наслаждения. Она старательно делала то же самое, что делал и он, гладила пальцами его играющие от напряжения мышцы, целовала его, как умела, и слышала при этом его восхищенное постанывание.

Когда он проник вглубь, она ощутила всплеск боли, но вскоре боль ушла, осталось лишь одно блаженство, которое все нарастало и нарастало, вырываясь то и дело наружу вспышками сладострастного удовольствия.

Напоследок он так затянул поцелуй, что она едва не задохнулась. Затем он нежно приподнял ее голову за подбородок.