Книга Наследница Магдалины - Элизабет Чедвик (Англия)

— Слово чести, госпожа, — промолвил мальчик, прижимая ладонь к груди. — Все ваши приказания будут исполнены в точности.

Симону всегда нравилось играть с Клер, но то, что она придумала сегодня, было просто потрясающе.

— Ну что ж, летите арбалетной стрелой, мой храбрый рыцарь, а потом возвращайтесь назад. Мне тут еще до вечера белье стирать. Расскажу вам историю о сэре Гавелоке и Зеленом рыцаре.

Оставшись одна, Клер стала спешно стягивать с себя платье. Выбрав в корзине ризу погрязнее, она натянула на себя бесформенный коричневый балахон с капюшоном, явно из гардероба настоятеля Бернара. «Вещь старая, он вряд ли ее хватится», — рассуждала про себя пленница. Скомкав свою прежнюю одежду, она засунула ее за пояс и, бросив легкие мягкие кожаные туфли в быстрый поток, без страха вступила в холодную воду.

Ее уже довольно долго несло течением. Почувствовав, что сейчас ее руки окончательно онемеют, Клер стала грести к противоположному берегу. Там она завалила замшелыми валунами предварительно засыпанное речным песком платье. Выбравшись на речной откос, она стала пробираться сквозь густые царапавшие лицо и раздиравшие рясу колючие заросли терновника.

Вскоре она оказалась на заливном лугу, середину которого пересекала хорошо протоптанная тропинка. Не задумываясь, она побежала по ней вперед.

Когда солнце стало клониться к закату, окончательно выбившаяся из сил Клер упала лицом в густую придорожную траву. «Свет зовет меня, Свет обязательно меня спасет», — пело ее бешено колотившееся сердце. Когда она поднялась, то случайно увидела собственное отражение в дорожной луже. Перемазанное пылью загорелое лицо. Нищее монашеское рубище. Кто бы узнал в этой грязной со слипшимися волосами побирушке прежнюю красавицу Клер де Монвалан? «Ничего, я стану единой со Светом еще при жизни, — прошептала она с блаженной улыбкой на устах. — Теперь я избранная». Путь Клер лежал в далекий Кордес. Говорят, там, в неприступной цитадели, оградив себя от ада этого мира, пребывали принявшие при жизни консоламентум катары — перфекти, каста Совершенных.

Весть о том, что Клер де Монвалан утопилась, быстро облетела замок Кастельнодри. Посланные вместе с Брутусом к реке стражники так ничего и не нашли у кромки воды. Овчарка, порыв лапою песок, жалобно взвыла. Тело утопленницы обнаружено не было, не было и отпевания.

— Какой грех, какой страшный грех — наложить на себя руки, — бормотал, перебирая четки, преподобный Бернар. — Теперь ее грешная Душа точно в Аду. Так что проспорили вы, госпожа, свое пари с Сито, — промолвил он, обращаясь к истово крестившейся в замковой часовне Алаи.

— Ничего, — ответила она. — У меня ведь остался ее сын. К тому же после того, как изменник Рауль де Монвалан пал от руки моего мужа, кому нужна была эта Клер?

— На все воля божья, — изрек после долгой паузы Бернар.

Маленький Симон в ту ночь рыдал и бил кулаком в подушку почти до самого утра. Но, верный слову дворянина, он никому не поведал о своей последней встрече с Клер, кроме мальчика Доминика, которому просто сказал, что его настоящая мама, которую к нему не пускают, очень его любит и просит ее простить. Переданные ему драгоценности Симон припрятал в надежном месте.

ГЛАВА 30

Фуа, август 1217 г.

В просторном, предназначенном для пышных приемов зале замка любимца покойного короля Педро ярко горели свечи. На закате сюда на военный совет прибыл весь цвет рыцарства Арагона и Арьежа. От обилия блеска дорогих парадных доспехов и переливавшихся всеми оттенками радуги шелковых плащей, расшитых броскими родовыми гербами, рябило в глазах.

Сидевший напротив Рауля двадцатилетний красавец Рай, не преминувший в очередной раз принарядиться в модный бархатный камзол, бурно жестикулируя, явно пытался поведать Монвалану о чем-то очень интересном. Но из-за стоявшего под гулкими сводами непрерывного рокота возбужденных голосов почти ничего нельзя было разобрать.

Громко стукнув тяжелым серебряным кубком о массивный из мореного дуба стол, граф призвал присутствующих к вниманию.

От рослой крепко сбитой фигуры Фуа, облаченной в легчайшие ломбардские латы, как никогда веяло силой и уверенностью.

— Потише, господа! — рыкнул он, утирая платком пот с раскрасневшегося лица. — Вы прибыли сюда не для того, чтобы поделиться друг с дружкой последними сплетнями. К вам хочет обратится старинный друг моего дома, а ныне мой гость, единственно подлинный властитель Тулузы, Раймон. Иных самозваных виконтов и графов, целуй они папе крест хоть до скончания века, я не знаю и знать не хочу! — проревел Фуа, явно имея в виду Симона де Монфора.

Командиры отрядов южан приветствовали его слова одобрительными возгласами.

Тряхнув пепельными кудрями, Раймон поднялся с резного кресла. Контрастируя с громоподобным баритоном друга, речь его более всего напоминала журчание холодного горного ручья.

— Час пробил, доблестные рыцари, — промолвил он, пригубив из украшенной гранеными рубинами чаши. — Пришла пора позабыть о прежних распрях и расколе в наших рядах. Только в единстве наша сила, а поодиночке нас непременно всех перебьют. Постигшая меня участь может стать участью каждого из вас. Северяне сражаются отнюдь не за веру. Они завидуют нашему богатству и жаждут наших земель. Так преподадим же врагу достойный урок. Хватит показывать спину солдатам де Монфора! Расплата близка!

Сын короля Педро, юный Хуан, приподнялся с места, упираясь руками в стол.

— Рыцари Арагона к вашим услугам, сударь. Только скажите, когда и где, и мы нанесем смертельный удар бешеному зверю. Монфор заплатит кровью за смерть моего отца.

— Для того я и собрал вас здесь, — вмешался Фуа, — У Раймона Тулузского есть для вас хорошие новости.

Благородный Раймон сообщил Совету о том, что де Монфор отбыл из Тулузы, оставив в городе небольшой гарнизон под командованием своего сына Ги. Судя по всему новоиспеченный виконт почивал на лаврах своих побед, не ожидая сколь-либо существенного сопротивления. Об обстановке в городе рассказал военный советник графа Тулузского Рауль де Монвалан. Небесно-голубыми, как крыло сойки, глазами он обвел лица сидевших за столом командиров.

— Верные мне люди докладывают, — начал он, не забыв поклониться своему сюзерену, — горожане не в силах более терпеть притеснения захватчиков. Поставленный де Монфором епископ Фульке совместно с фанатиком Домиником Гузманом своими пламенными призывами провоцируют погромы в катарских кварталах, а пьяная солдатня не разбирает, кто еретик, а кто добрый католик. Наместник Симона, Ги, обложил наших подданных непосильными податями. Доведенные до последней степени отчаянья, они решились на восстание и просят нас протянуть им руку помощи. Точнее, не просят, а умоляют. В условленный день и час тулузцы, перебив оставленную де Монфором стражу, откроют нам главные городские ворота. Было бы глупо не воспользоваться такой возможностью ради того, чтобы вернуть то, что принадлежит нам по праву. Второй такой возможности у нас вполне может и не быть, — закончил он свою речь, жадно припадая к кубку с крепким гасконским.