Книга Отец-лес - Анатолий Ким

Степан Тураев был бы счастлив узнать, что он всё-таки добрёл до двуствольной сосны, пал у подножия её и умер от полной остановки сердца. Сыновья его, Глеб и Антон, не успели приехать на похороны, дочь Ксения одна хоронила сильно подпорченное лесными мышами и лисами отцово тело, обнаруженное Неквасовым, деревенским учителем, через много дней после смерти лесника. Так что к своему следующему приезду на Колин Дом Глеб Тураев свиделся уже не с живым отцом, а с песчаным могильным холмиком на краю деревенского кладбища. То искажённое и гнилое, что находилось под землёю в ящике из соснового тёса, уже никак не могло отозваться на отчаянные мысленные обращения сына к отцу и уже никому, никому не стало известно о том, что в ночь перед днём своей кончины Степан Тураев снова, как в молодые годы, сходил на свою необычную охоту без ружья, ножа или просто палки в руке.

Глебу Тураеву, с сухими глазами предававшемуся скорби над могилою отца, казалось в ту минуту, что никакой тайны смерти нет, как нет ничего удивительного и красивого в лиловых цветах недотроги, в большом изобилии растущих меж могилами. И на всём погосте с их деревянными и железными оградами, с каменными и металлическими надгробиями не было никакого духа тайны — Глеб с унынием озирался вокруг, чувствуя глубочайшее проникновение в его душу тяжёлой, холодной субстанции одиночества. А вокруг него теснились, громоздясь высокими пирамидами нарастающего роя, проникавшие друг сквозь друга неисчислимые тени. От густоты их присутствия даже пришёл в движение воздух кладбища: тени после своих стремительных продвижений оставляли, наверное, мгновенные пустоты в пространстве, которые тут же заполнялись вихрящимся воздухом. Мир, населённый тенями, тесным образом связывался с другим, который привычен мне и деревьям моего Леса.

Несколько лет спустя после смерти отца в московской квартире Глеба встретились он и его брат Антон, военный моряк Северного флота. И опять вокруг густо роились тени, которых не замечали братья, и одна из них, может быть связанная с отцом их, Степаном Тураевым, неподвижно зависла над креслами, в которых сидели Глеб и Антон. Словно дирижёр, тень эта будто руководила ходом сложного разговора братьев, которых в детстве соединял отчий кров, а впоследствии уже ничто не соединяло. Тень, которая словно прислушивалась к их словам, — это был Гость из пустоты, время от времени навещающий меня. Он появляется передо мною в самое неожиданное время и загадочно демонстрирует себя — тень среди всех моих теней, сфинкс тьмы и пустоты, куда меня столь властно тянет. В разговоре братьев, Антона и Глеба Тураевых, мы с Гостем тоже участвуем — в произносимых ими словах таится наш подтекст.

У отца были ордена и медали, сказал Антон, да, были, но Ксения говорила, что нигде не нашла их, отвечал Глеб. Неизвестно, куда подевались. Только при чём тут ордена, Антон! Ведь ты же ни разу у него не был с тех пор, как уехал, так почему тебя ордена его интересуют? А потому, что старика уже нет, а память о нём должна остаться, — вот я бы на память и взял его ордена; или хотя бы одну медаль. Антон, какую медаль? Тебе же говорят, что ничего не осталось. Ничего. А ты как будто и не понимаешь. Да, не понимаю. Куда они могли деться? Сами по себе ордена никуда не могут деться, правильно? Значит, их кто-то взял. Ну, предположим, ты прав, кто-то их взял. Тогда вопрос возникает: кто же? Ксения или я? Они нам не нужны… Да и что всё это значит? Неужели, Антон, ты думаешь, что это мы? Я так не думаю, Глеб, но где же ордена?

И я тут мысленно обращаюсь к Гостю тьмы с вопросом: может быть, это вы утащили ордена и медали ветерана? Ведь у вас, в пустоте, таких вещичек, наверное, нет. Гость из тьмы, вы пришли ко мне на свет, чтобы посмотреть, как устроена наша жизнь? И вот вам одна из наших загадок — разговор братьев об орденах и медалях их отца. Антон, что значат ордена, если отец умер, умер, понимаешь? Умер или не умер, а ордена есть ордена. Он их заслужил на войне, за них кровь проливал. Это ведь и ужасно. Что ужасно? А то, что кровь проливал. Свою и чужую. И за это ему — награды. А что тут такого удивительного? Не понимаю. (Гость из пустоты, я вижу, также ничего не понимает.) Человеческие войны — это попытки человечества совершить самоубийство. Надеюсь, это понятно тебе? Нет, не понятно. Ну что ж тут непонятного: посмотреть на человечество как на единое целое… А зачем, Глеб, смотреть на него как на единое целое, если оно вовсе не такое? Если бы оно было не таким, то ничего хорошего, связанного с людьми, не оставалось бы на Земле, Антон.

Гость из Пустоты, вы как? Воспринимаете мысль одного из братьев? Он полагает, что Человечество имеет смысл и вселенское право на самостоятельность только лишь как Единая сущность. Ему представляется в отсвете ослепительной красоты и высшей гармонии не забившиеся в отдельные подземные бункеры из непроницаемого железобетона некие беспощадные, очень умные господа и их не менее беспощадные жёны и отпрыски — представляется ему летающее вокруг земного шара замкнутое роение Человечества, где каждая пчёлка одета в золотистый бархат, с беретом на голове, и на круглой физиономии сияет улыбка…

Гость непроницаемой Тьмы! Вы понимаете сами, не хуже меня, что звёзды и планеты мельтешат в зажмуренных глазах спящего зверя, чёрного льва межгалактических пространств. Вселенная — это всего лишь мгновение из непробудимого львиного сна, украшенное хороводом дружных искорок, связанных меж собою гравитационным притяжением. И что такое в этой феерии огромных огней Единое человечество, о котором хлопочет один из братьев? И что такое утерянные награды покойного отца, о чём беспокоится другой брат? Ты, Глеб, со своими абстракциями когда-нибудь загонишь себя в тупик, кричит один из них, офицер в чёрной морской форме, стройный и сухощавый, хорошо подстриженный, пахнущий французской туалетной водою, на своего брата, кудрявого бородача с тоскливыми глазами. Ты не можешь уже ответить на простой вопрос: куда делись отцовские ордена, ты сразу воспаряешь в космос или сворачиваешь к Единому человечеству.

Антон в тот вечер не ночевал у брата — по случайности оказалось, что его приятель, бывший сослуживец, живёт в том же доме, что и брат Глеб, и даже в том же самом подъезде — на одиннадцатом этаже, откуда бросилась и разбилась, упав на бетонный козырёк над входом, молодая женщина в матросской тельняшке. Хозяин квартиры уже отбился к тому времени от настойчивых атак следствия по делу о смерти этой женщины. Она раньше находилась в связи с ним, но уже много лет у них были просто хорошие приятельские отношения, и когда холостяк-офицер бывал в служебных отъездах, нередко пользовалась квартирой с его разрешения. Антон не знал — ни того, что однажды женщина кинулась из окна и погибла, ни того, что случай этот как-то чрезвычайно повлиял на брата Глеба. И вообще не знал о том, что на свете существовала некая миловидная женщина, в прошлом стюардесса, которая… Антон в этот вечер как снег на голову свалился к бывшему сослуживцу, тот вначале словно бы слегка опешил, замкнулся на минуту — затем внезапно весь просиял, и видно было, что неожиданному гостю он искренно рад.

Разумеется, я для Гостя тьмы тоже любопытное явление — существо материального мира, все реалии которого, от синички до вулкана Кракатау, от планеты Меркурия и до туманности Андромеды, представляются ему призрачными, неосязаемыми — мелькающими тенями, исчезающими в пространстве тенями теней. В его плотном, шершавом, осязаемом мире моя материальность столь несущественна, что он может воспринимать меня с помощью приборов, косвенно подтверждающих моё присутствие, или благодаря своему развитому воображению. Моё обиталище в материи для него есть тьма и пустота, солнца моих звёзд — чёрные дыры в его небе. Но, несмотря на это, мы любим ходить друг к другу в гости — он из своей пустоты ко мне, и я из своей к нему. Капитан третьего ранга Антон Степанович Тураев, нежданно явившийся в квартиру к капитану второго ранга Алексею Александровичу Старовойту, заметил в его глазах, отражающих пустоту, озабоченность такой глубины, какая вовсе не соответствовала столь уж незначительному событию, как неожиданное появление бывшего сослуживца. И я подумал (ведь Антон же ничего не знал о погибшей женщине), что у него, должно быть, неприятности по службе, и Старовойт, как бы разгадав мои мысли, вдруг очень добродушно заулыбался, хлопнул меня по плечу и без всякого предварения с моей стороны молвил: