Книга Аномалия Камлаева - Сергей Самсонов

Вот она остановилась, закурила — короткие и толстые Gitanes, как и всегда, — без всякого манерничанья, без элегантного держания сигареты наотлет — напротив, угловато, неряшливо даже, по-мужски… И это Камлаев тоже узнал: и то, как она сжимала сигарету в кулачке, и то, как забывала про нее, и то, как нечаянно роняла пепел, и то, как искала, спохватившись, пепельницу, урну…

Он не спешил, не гнался за ней; ему нужно было время, чтобы разглядеть Нину прежнюю за этой, нынешней, и он будто надеялся вернуться к изначальному положению вещей, когда каждое ее движение отзывалось в нем глубоким уважением, спокойным восхищением и благодарностью. Он дождался, когда на губах его проступит та самая, только к Нине относящаяся улыбка. Улыбка, к которой неизменно примешивалась изрядная доля нерастворимого, непобедимого удивления — тому, что такое чудо, такое беззащитно-трогательное существо, как Нина, вообще появилось на свет и может жить на этом самом свете.

Вот с этой улыбкой удивленного любования он к ней и подошел, вдруг поразившись тому, как вышколены у него лицевые мышцы. Она рассеянно скользила взглядом по баснословно дорогим экспонатам в витринах, а потом вдруг споткнулась о какую-то невидимую преграду и подняла на Камлаева холодно вопрошающие глаза. Тут, правда, в Нининых глазах тотчас же заблестело лукавство, и губы ее шевельнулись в ответной удивленно-признательной улыбке.

«Господи, да что же это? — возмутился он. — Почему я сейчас так похож на человека, в то время как не должен, не имею права на него походить?»

— Привет, — он едва не задохнулся от той легкости, от совершенного отсутствия затруднений, с какими сказал «привет».

— Привет, — отвечала Нина, улыбаясь так, как будто всю рассеянность ее как рукой сняло и теперь ей ни к чему было близоруко щуриться и можно было заниматься главным, правильным и самым естественным делом — смотреть на Камлаева и отражаться в нем.

— Когда ты приехала? — И опять ему сделалось тошно от честной простоты и быстролетности вот этих обязательных, бледных слов.

— Полтора часа назад, — отвечала Нина со всей той же отражающей, зеркальной улыбкой. — Спросила, где они тебя поселили, попросила проводить, но тебя там не было. Грязи?

— Источники, — отвечал он с обычной своей усмешкой. — Здесь все купаются в источнике бессмертия. Но вот ведь незадача: обязательно наружу вылезут то пятка, то коленка, то пупок и останутся смертными.

— Отель гигантский, и поскольку никто не мог сказать мне точно, где тебя искать, я решила пойти куда глаза глядят. — Она смотрела на Камлаева с любовным припоминанием, как смотрят на «любимого человека», восстанавливая все милые, дорогие сердцу черточки после долгой разлуки. — Как твоя работа?

— Что-то сломалось. Какой-то замкнутый круг.

— Выходит, я не вовремя.

— Да ну что ты, брось, ты не можешь быть не вовремя. Ты, наверное, проголодалась? Здесь отлично кормят. — Тут он едва не покачнулся от подступившей гнусной тошноты. — Даже жаль отсюда уезжать. — Он взял ее под локоть, и Нина пошла за ним доверчиво, спокойно.

Он привел ее в ресторан, совершенно еще пустой, усадил за круглый стол и подозвал проворного, бесхребетного официанта…

— Ты выбирай пока, а я обещал Сопровскому в пять часов позвонить, нужно кое о чем побеседовать в срочном порядке.

Нина кивнула…

Юлька возлежала на кровати полуголая, с какими-то идиотскими примочками на глазах и никуда уходить, смываться не торопилась.

— Собирайся давай! — рявкнул Камлаев, распахивая шкаф и выбрасывая на пол один за другим чемоданы.

От грохота, который он поднял, Юлька даже не пошевелилась. Так и продолжила пластаться с раскинутыми в стороны руками и ногами, как будто вбирала в себя — мать ее! — энергию космоса.

— Времени нет! — заорал Камлаев, и в нем заклокотал какой-то бешеный хохот — от понимания настоящего значения этих слов, и такими пустыми, бессмысленными, жалкими показались суматошные усилия что-либо исправить. Он разгребал завалы, метался на дымящихся руинах собственного предательства, в полыхающем во время наводнения бардаке, и стало ясно, что от того, что было у них с Ниной некогда, ничего не уцелело и теперь только щелкает, хрустит и попискивает под ногами. Все то время, что было у него в запасе, он потратил на то, чтобы изгнать, стереть всякий привкус Нины, на то, чтобы сделать ее для себя несущественной, необязательной.

— Почему это нет? — отвечала Юлька. — У меня так, например, времени навалом.

Камлаев перестал швырять на кресло плечики с ее бессмысленными тряпками, остановился и сел на один из чемоданов.

— Ну вот что, — сказал он примирительно, — ты же сама все слышала. Не можешь не понимать, в чем дело. В связи с создавшейся ситуацией тебе придется… ты должна…

— Ах, это я должна?! Нет, это ты должен. А я тут ни при чем. Если ты все время говоришь мне, что все будет хорошо и чтобы я не думала, не волновалась ни о чем, а потом приезжает она, то кто же тогда во всем этом виноват?

— Перестань, прошу тебя. При чем тут «кто виноват»? При чем тут это сейчас? Я не хочу, чтобы вы… обе… сейчас… я не хочу вас сталкивать…

— Об этом раньше надо было думать, — отрезала Юлька безжалостно.

— Да ты просто можешь перебраться в любой другой номер? Сейчас ты можешь перебраться? Ты слышишь меня? — Он приобрел уже бесчувственность автомата, непроницаемость пустотелого и безмозглого долдона, которому во что бы то ни стало нужно проломиться к цели.

— Не ори на меня! Почему это я должна куда-то уходить? Это твои проблемы, твоя жена, вот ты и уходи. А в этот номер я первой поселилась, с самого начала… И мне нравится этот номер, и я не хочу из него выезжать, потому что приехала твоя жена.

— Да ты дура, что ли?

— Я-то дура, я-то, конечно, дура. Потому что сразу не поняла, что все люди для тебя плесень, мусор. Ты считаешь, что меня можно взять, сложить в чемодан и выкинуть на помойку? Не беда, что живая, не беда, что рука и нога торчит, — все сойдет и так. А я передумала! Вот взяла и передумала! Никуда я отсюда не уйду! Если хочешь, можешь убираться отсюда. Сам себе поищи другой номер. Твои проблемы.

— Не создавай проблем себе и мне. Не самоутверждайся таким образом. Это пошло и дешево. Что тебя не устраивает? Что не так? У нас с тобой полная ясность, не так ли? И эта ясность была у нас с самого начала. Я сразу расставил все точки над «i», я сразу сказал тебе, как будут устроены наши отношения. Я прямо и честно сказал тебе, какое место в моей жизни ты будешь занимать. И давай сейчас быстренько закончим все это, идет?

— Да, давай закончим! Давай закончим все это прямо сейчас. Проваливай, я тебя не держу. Я что обещала, то сделаю — я тебя не знаю, ты меня не знаешь. В случае чего, я не подам и виду. Но это мой номер, понял? Я выбрала его для себя. Переезжай в любой другой — мне плевать. Почему же ты сам не можешь убраться отсюда? Ах, вот оно в чем дело: твоей женушке уже сказали, что ты проживаешь именно здесь. И теперь она не ошибется номером. В этом дело, да? И поэтому ты считаешь себя вправе вышвыривать меня отсюда? Меня это не устраивает. Я тебе не телка, понял? Не «пошла вон отсюда», когда захотел. Если ты забыл, так я тебе напомню, я тут нахожусь за свои собственные деньги.