Книга Уроки верховой езды - Сара Груэн

Поворачивается и уходит по коридору.

Вот он, мой долгожданный шанс!.. Я выбегаю под дождь и со всех ног мчусь по лужам в поле, брызги хлещут по икрам. Парусиновые туфли промокают еще прежде, чем я добираюсь до высокой травы пастбищ, а волосы облепляют лицо.

Минуты через три, не более, я веду Гарру по проходу конюшни… И нос к носу сталкиваюсь с Жаном Клодом.

— А я думал, мы не будем их заводить, если только там не… — начинает он.

И в это время Гарра поворачивает голову.

Я слежу за выражением лица Жана Клода. Он вглядывается в пустую глазницу. После чего, словно не веря себе, обшаривает взглядом все прочие стати коня.

Я перестаю дышать. И закрываю глаза, а то потолок зримо кружится над головой.

— Mon dieu, — тихо произносит Жан Клод. — Бог ты мой!

Я поспешно открываю глаза и всматриваюсь в его лицо, силясь понять, что у него на уме. Я готова упасть перед ним на колени и слезно молить не рассказывать никому-никому. Я согласна ползать у него в ногах и целовать его сапоги. Я отведу его в офис и все ему объясню. Заставлю понять, почему для меня это единственный выход.

Я пересплю с ним здесь и сейчас, если не будет другого способа склонить его на свою сторону…

…Жан Клод качает головой и смотрит на Гарру так, словно впервые увидел его. После чего поднимает подбородок, глубоко вздыхает и произносит, глядя в стену:

— Пожалуй, надо бы выпить.

С этим он поворачивается и уходит, а я остаюсь стоять посреди коридора — руки трясутся, рот открыт. Надо что-то сказать ему, объяснить. Нельзя, чтобы он…

Перед тем как завернуть за угол, он вдруг останавливается и оглядывается на меня.

— Ну так ты идешь или нет? — говорит он нетерпеливо.

Глава 15

Нет, все же люблю я французов. Такой цивилизованный народ!..

Жан Клод не только не возражает против того, что я сижу на его диване вся грязная, мокрая и нечесаная, так он еще и коньяком меня отпаивает. И не скупится при этом.

— Итак, мадам Циммер. Не желаете объяснить, что происходит? — спрашивает он наконец.

Он погружается в диванную мягкость рядом со мной. Разворачивается ко мне, кладет ногу на ногу и закидывает руку на спинку дивана.

— Долгая история, — отвечаю я.

Коньяк огненной струйкой стекает в желудок. Славный напиток, но требует некоторой привычки.

— Могу вообразить… — произносит Жан Клод.

Я отпиваю еще чуть-чуть коньяка, прикидывая, надо ли посвящать его во все подробности, и если да, то с какого места начать. Я говорю себе, что терять, в общем-то, нечего. Он застукал меня на горячем, и от содеянного уже не отвертеться.

И я начинаю:

— Этот конь — родной брат Гарри, с которым мы разбились в Клермонте…

У Жана Клода слегка округляются глаза. Другой реакции незаметно.

— Мы сначала не знали об этом. Ну, я не знала. Хотя догадывалась…

Кажется, я несу бессвязную чушь, но какими словами прикажете описывать мои чувства, мою надежду и веру?..

— Они до того похожи, что сходство сразу показалось мне неслучайным. Привезя его сюда, я набрала фотографий и внимательно изучила… Все говорило за то, что это именно он!

— А татуировка? Микрочип?

— Чип у него есть. Только технология устаревшая, вот современные сканеры ничего и не обнаружили ни на аукционе, ни в центре у Дэна.

— Так каким же образом…

— Я пилила Дэна, пока он где-то не раздобыл старый сканер. Тогда нам удалось считать номер.

Я бросаю быстрый взгляд на Жана Клода, пытаясь понять, как он относится к услышанному. Он сосредоточенно вникает, поставив коньячный бокал на колено.

— Так зачем же ты его выкрасила?

— Дело в том, что прежний владелец пытался убить его. Ну, я так думаю. Он заявил о дорожной аварии с коневозом. Взрыв, пожар, все такое. Короче, Гарра погиб. Сгорел заживо. Во всех газетах печатали…

— Гарра? Ты хочешь сказать, это Хайленд Гарра?..

— Так ты его знал?

— Ну конечно! По крайней мере, был премного наслышан. Замечательный конкурный конь.

А я и забыла, что не все, как я, на двадцать лет выпали из конноспортивной жизни. Я угрюмо вздыхаю.

— Стало быть, теперь ты боишься, что за ним приедут и заберут, — говорит Жан Клод, поглядывая в окно.

— Не боюсь, а точно знаю, что так оно и будет. Представляешь себе, на какую сумму он застрахован был?

— Но почему…

— У него что-то с суставами. Дегенеративное заболевание. И ему семнадцать лет.

Жан Клод поднимается и идет через комнату. Потом возвращается с графином. Задерживается передо мной, чтобы заново наполнить мой бокал. После этого наливает себе.

— Все же не понимаю, — говорит он. — Если ты знала, что его считали погибшим, зачем было просить Дэна разыскать нужный сканер?

— Не знаю, — говорю я с некоторым раздражением.

— А ведь это не праздный вопрос, — замечает Жан Клод.

И пристально смотрит на меня, прежде чем поставить графин.

— Ну не знаю я, зачем мне это понадобилось, — говорю я. — Честно, понятия не имею! Сейчас мне это кажется глупостью, а тогда — ничего важнее не было…

Я медлю, не зная, как объяснить.

— Когда до меня дошло, что это может быть Гарра, все выглядело полным бредом, и только сердце подсказывало — так оно и есть…

Я даже стукаю себя в грудь свободной рукой. И смотрю на Жана Клода — улавливает ли он мою логику. Я вижу, что он, по крайней мере, пытается.

— Мне было очень важно доподлинно убедиться, — продолжаю я свой рассказ. — Я так увлеклась установлением истины, что совершенно не задумывалась о последствиях. О том, что может произойти, если это действительно Гарра. А потом как-то сразу стало слишком поздно…

— И Дэн не задумывался?

— Дэн вообще верить не хотел, что спас от бойни самого Гарру. Он думал, что после утраты Гарри у меня от вида похожей лошади просто крыша поехала. Он говорил, что я одержима этой идеей. Может, и правильно говорил. Потому что когда я потеряла Гарри…

Я трясу головой, не в силах вразумительно продолжать.

— Вот Дэн и решил, если он докажет, что это не брат Гарри, я как бы освобожусь от прошлого и буду жить дальше.

— А вместо этого он доказал, что у тебя именно Гарра, и тем самым в итоге отнял его у тебя…

Жан Клод вновь опускается на диван. И укладывает руку на спинку, так, что ладонь оказывается в опасной близости от моего плеча.

— Нет, — говорю я. — Он это сделал не намеренно. Он думал, наоборот, что совершает доброе дело.