Книга Зорро. Рождение легенды - Исабель Альенде

— Собрание постановило, что вы можете дойти до моря вместе с нами, если будете жить как цыгане и не станете нарушать наши законы, — сообщил Пелайо.

Цыгане были бедны как никогда. Солдаты сожгли их кибитки, прежние шатры пришлось заменить на другие, похуже, но оставались лошади, кузнечные инструменты, утварь и две телеги. Табор нуждался, но никто не умер, не пропал ни один ребенок. Совсем плох был только Родольфо, гигант, который прежде мог поднять лошадь, а теперь погибал от туберкулеза. Амалия ничуть не изменилась, зато Петрина превратилась в очаровательного подростка и не могла бы поместиться в кувшине для оливкового масла, даже сложившись вдвое. Она была помолвлена с дальним родственником из другого табора, которого никогда не видела. Свадьбу должны были сыграть летом, после того как семья жениха заплатит дарро, выкуп, возмещающий клану потерю Петрины.

Хулиана, Исабель и Нурия разместились в женском шатре. Первое время дуэнья панически боялась цыган, ей казалось, что они собираются похитить сестер де Ромеу и продать их в мавританский гарем на севере Африки. Должно было пройти несколько недель, прежде чем Нурия перестала все время приглядывать за девушками, и еще больше времени, прежде чем она решилась перекинуться парой слов с Амалией, учившей пришелиц цыганским обычаям, чтобы они не совершили роковой оплошности по незнанию. Цыганка велела Нурии и девушкам переодеться в широкие юбки, расшитые блузы и шали с бахромой, все старое и грязное, зато яркое и намного удобнее, чем наряды паломниц. Цыгане считали женщину нечистой от пояса до пят, и показать кому-нибудь ступни считалось неслыханным оскорблением; чтобы помыться, нужно было спускаться вниз по реке, как можно дальше от мужских глаз, особенно во время месячных недомоганий. Женщины считались низшими существами и должны были во всем подчиняться мужчинам. Пламенное возмущение Исабель не возымело никакого действия: следовало прятаться за спины мужчин, никогда не обгонять их и не осквернять своим прикосновением. Амалия объяснила гостьям, что вокруг полно духов, которых нужно умиротворять подношениями. Смерть считалась противоестественным, возмутительным явлением, но приходилось опасаться мести покойников. Болезнь Родольфо не на шутку встревожила клан, а тут еще совы стали кричать по ночам, предвещая смерть. Пришлось сообщить родственникам силача из других таборов, чтобы они успели должным образом попрощаться с обреченным, прежде чем он отойдет в мир духов. В противном случае Родольфо мог после смерти превратиться в муло, злого духа. На всякий случай цыгане начали готовиться к погребальному обряду, хотя сам Родольфо смеялся над их стараниями и говорил, что проживет еще несколько лет. Амалия научила женщин читать судьбу по линиям на ладони, чаинкам и стеклянным шарам, но ни одна из трех гадже не обнаружила способностей истинной драбарди. Зато они научились распознавать целебные травы и готовить цыганскую еду. Нурия добавила к традиционным блюдам вроде овощного рагу, кролика, оленины и жареного кабана элементы каталонской кухни, и результат превзошел все ожидания. Цыганские законы не допускали жестокости по отношению к животным, их можно было убивать лишь по необходимости. В таборе было несколько собак, но ни одной кошки, их тоже считали нечистыми.

Диего мог любоваться Хулианой только издалека, приближаться к женщине без серьезной надобности считалось дурным тоном. Лишенный близости со своей красавицей, он посвящал все свободное время тому, чтобы научиться ездить верхом, как настоящий цыган. Диего с младенческих лет привык скакать галопом по вольным просторам Верхней Калифорнии и считал себя прекрасным всадником, пока не увидел мастерства Пелайо и других мужчин из табора. По сравнению с ними он был жалким новичком. Никто не знал о лошадях больше этого народа. Цыгане не только выращивали коней, объезжали их и лечили — они понимали язык животных, совсем как Бернардо. Ни один цыган не носил хлыста, бить лошадей считалось у них постыдной трусостью. За неделю Диего научился спешиваться на скаку, делать в воздухе сальто и приземляться в седло; он мог перескакивать с одной лошади на другую, скакать галопом, стоя на спинах двух лошадей. Юноша старался проделывать эти трюки на глазах у женщин, чтобы хоть немного скрасить вынужденную разлуку с Хулианой. Пелайо поделился с ним своей одеждой, и теперь Диего носил панталоны до колен, рубаху с широкими рукавами, кожаный жилет, платок на голове — который, к превеликому сожалению, еще сильнее оттопыривал его уши — и мушкет на плече. С блестящими кудрями, смуглой кожей и бархатными глазами юноша был так хорош, что Хулиана невольно начала любоваться им.

Обыкновенно табор на несколько дней останавливался неподалеку от какой-нибудь деревушки, где мужчины зарабатывали кузнечным ремеслом, а женщины гадали и продавали целебные травы и отвары. Как только поток покупателей слабел, цыгане отправлялись в другую деревню. По вечерам они ужинали у костров, а потом рассказывали разные истории, пели и танцевали. В свободное время Пелайо ковал обещанную Диего шпагу, удивительное оружие, не сравнимое ни с одним толедским клинком, из сплава, секрет которого существовал тысячу пятьсот лет и происходил из Индии.

— В древности клинки героев закаляли в телах рабов и узников, едва вынув из горна, — заметил Пелайо.

— Меня вполне устроит, если мою шпагу закалят в реке, — отозвался Диего. — Это будет самый дорогой подарок в моей жизни. Я дам ей имя Хустина, потому что она будет служить справедливости.

Диего и его друзья путешествовали с цыганами до самого февраля. Пару раз случались стычки с жандармами, не упускавшими возможности насладиться властью и навредить цыганам, однако им и в голову не приходило, что в таборе могут быть чужаки. Никто не искал беглецов так далеко от Барселоны, а значит, решение Диего направиться к океану было не таким уж сумасбродным, как могло показаться сначала. Путники переждали самые суровые зимние холода и укрылись от опасности в цыганском таборе, который принял их так тепло, как никогда еще не принимал ни одного гадже. Диего мог быть спокоен: цыгане не имели обыкновения увиваться за чужими женщинами. Красота Хулианы оставила их равнодушными, куда больший интерес вызывала Исабель с ее уроками фехтования и стремлением научиться ездить верхом по-мужски. За несколько недель друзья пересекли Страну Басков, Кантабрию и Галисию и вступили на землю Ла-Коруньи. Внезапно Нурия попросила позволения посетить Сантьяго-де-Компостелу, чтобы посмотреть собор и поклониться могиле Сантьяго. Она окончательно примирилась с апостолом, когда разгадала его причудливый замысел. Вместе с Нурией к святому отправился весь табор.

Город с узкими улочками и переулками, старинными домами, кустарными мастерскими, осталиями, особняками, тавернами, площадями и церквями концентрическими кругами расходился от саркофага апостола, одной из главных христианских святынь. Был ясный, безоблачный, морозный денек. Собор предстал перед путниками в тысячелетнем блеске, царственный и гордый, с высокими сводами и устремленными в небо шпилями.

Цыгане обходили городские улицы, громко предлагая купить безделушки, узнать судьбу по руке, попробовать чудесные снадобья, которые исцеляют больных и воскрешают мертвых. Диего и его спутницы вместе с другими паломниками, прибывшими в Компостелу, преклонили колени в базилике и возложили ладони на каменный постамент. Их паломничество подошло к концу, долгая дорога осталась позади. Путники поблагодарили апостола за то, что смогли пройти ее невредимыми, и попросили не оставлять их и впредь, в океане. Повторив про себя слова благодарности, Диего огляделся по сторонам и обратил внимание на коленопреклоненного человека в нескольких шагах от них, молившегося с невиданным пылом. Профиль богомольца был едва различим в тусклом свете из покрытых витражами окон, и все же Диего сразу узнал этого человека, хоть и не видел его целых пять лет. Перед ним был Галилео Темпеста. Дождавшись, пока моряк перестанет бить поклоны, юноша приблизился к нему. Темпеста обернулся, недоумевая, зачем он понадобился цыгану с густыми усами и бакенбардами.