Книга Игра шутов - Дороти Даннет

Толпа уже давно обнаружила Тади Боя; вернее, Тади Бой добился расположения толпы. На последних этапах бега среди зрителей царило лихорадочное возбуждение. Весь Блуа казался сетью огней. Визга, воплей, насмешек, приветствий и оскорблений удостаивались все, но лишь одного Тади Боя дарили смехом.

Оба уже выдохлись и ступали нетвердо. После бешеной гонки, которую можно было приравнять к тяжелому, быстрому подъему на самую крутую из гор, известных Стюарту, колени у него подгибались, плечи ныли и сердце выскакивало из груди. Вряд ли Тади Бой чувствовал себя лучше, но врожденное чувство смешного и тут не подвело его. Кто-то внизу сыграл на гитаре — и он протанцевал полтакта с печной трубой. Трое часов, которые попались им на пути, никогда больше не держались прямо, не показывали точного времени и не выглядели благопристойно. Ставни выворачивались с корнем, висячие садики ощипывались догола, и вырванные растения, словно венки неких нимф, сыпались на головы ничего не подозревающей публики. Какого-то сердитого дворянина, который громко жаловался, высунувшись в окно, таинственным образом выкурил на улицу камин его собственной спальни.

В квартале одно за другим загорались окна, открывались двери, и золотой свет, вырывающийся из них, падал на бегущих горожан. Сотни рук вздымались к небу, приветственно махали темным фигуркам, скользящим по скату. Кто-то поднял на палке горячую сосиску; три растрепанные кухонные девки босиком пробрались в чердачное окно и подали краденую бутылку вина, получив взамен три мимолетных поцелуя, а затем, что уж вовсе было неслыханно, еще три, от вконец расшалившегося Стюарта.

Тади и его напарник выпили вино, пока карабкались по скату, обогнав Сент-Андре и де Женстана на два дома. Потом они выбрались на покатую крышу бенедиктинской обители, и перед ними возникла квадратная, приземистая башня колокольни Сен-Ломе.

Взбираться нужно было по наружному фасаду, отвесному от фундамента до самой колокольни; окна с этой стороны были забраны решетками. Все, на что осмеливались Тади и Стюарт до сих пор, не составляло и десятой части тех трудностей, какие сейчас вставали перед ними. Тади, мгновенно протрезвев, решил, что нужно идти в связке.

— Отклоняйся назад, руки держи пониже, ставь ногу туда, куда и я. Я буду прокладывать маршрут. Если что-то не так, страхуйся свободным концом каната и зови на помощь. О публике забудь. Все они в лучшем случае способны по стремянке забраться на сеновал. — На лице его внезапно появилась беззаботная, теплая, искренняя улыбка — потом, откинув назад черноволосую голову, он начал восхождение.

Этот подъем иногда являлся Стюарту в страшных снах. Башня стояла уже триста лет, и на выветренных ее камнях появились трещины, но по той же самой причине ни водосток, ни резной орнамент, ни карниз, ни плита не давали абсолютно надежной опоры. Бортик, который выдерживал одну ногу, осыпался, стоило поставить на него другую; башенка-отдушина крошилась под пальцами. Тем, кто, задрав головы, снизу следил за подъемом, движение представлялось бесконечно медленным. Но в глазах Сент-Андре, который, спотыкаясь, бежал по оставшимся крышам, соперники двигались быстрее, чем это вообще казалось возможным. Утирая пот со лба, он пристально следил за каждым их шагом: ему с Лораном будет легче взбираться. Потом те двое должны будут найти слово, запомнить его да еще расшифровать ключ. Если он или де Женстан смогут уцепиться за большой канат до тех пор, как тот будет обрезан, у них еще остается шанс. Ни шотландский лучник, ни ирландец, как бы ни были они безумны или пьяны, не перережут канат, когда Сент-Андре начнет по нему перебираться: падение королевского любимца дорого обойдется им.

Сент-Андре и Лоран де Женстан плечом к плечу преодолели крыши, беспорядочно скопившиеся у южного фасада церкви, и толпа, ждущая внизу, у трех больших дверей, арок, башенок-близнецов и окна-розетки, заметила их. И вот, ступив на покатую крышу самого Сен-Ломе, эта пара подобралась к основанию башни и в свою очередь начала подъем.

Канат между Тади Боем и Робином Стюартом был натянут слабо. Толстяк, еле видный в темноте, двигался легко, осторожно ставя ноги, ощупывая стену руками, и Стюарт карабкался следом, то подтягивая, то отпуская канат; ночной холод пробирал его до костей. Время от времени сверху поступали указания, ясные и четкие. Один раз Тади Бой, закрепившись на карнизе, смог подтянуть лучника к себе. Стюарт задыхался, пальцы сводило судорогой, в боку появилась колющая боль, но при этом он без страха мог смотреть вниз. Церковь Сен-Ломе высилась, как маяк, над морем жадно глядящих лиц, озаренных фонарями и факелами. Собственные их тени, нелепо искаженные, первые двадцать футов подъема опережали их. Теперь Тади и Стюарт пересекли черный экватор ночи. По ту сторону зияющей пропасти на дальнем холме стоял собор, а по склонам вились узкие улочки, которые они с таким трудом преодолели; за печными трубами виднелась черная гладь Луары, и огни, что горели в домах, выстроенных на мосту, дрожали в воде.

Захваченный открывшейся панорамой, лучник на секунду отвел взгляд от Тади, прокладывавшего путь, и не уследил за очередным его движением. Треск камня, подавшегося под ногой и с гулким стуком канувшего в пустоту, достиг его слуха. Человек наверху судорожно дернулся, глубоко вздохнул, а потом затаил дыхание. Канат, соединяющий их, дрогнул и закачался.

Стюарт поднял глаза. Оказавшись на голой стене без точки опоры, Тади Бой нашел единственно возможный выход. Он набросил свободный конец каната на каменный крестоцвет, расположенный высоко над его головой, у самой колокольни. Теперь, держась за канат, сложенный вдвое, он мог медленно, осторожно взбираться по вертикали.

Крестоцвет выдержал. Но сам канат, перетершийся о какой-то острый крюк, лопнул, и Тади соскользнул к тому крепкому карнизу, с которого начал свой подъем. Но на этот раз он падал с высоты, и старый камень подался.

Стюарт в ужасе не сводил с оллава глаз. Тади Бой пока держался, нагнувшись вперед, распластав руки по стене, уцепившись ногами за едва заметные трещины; но в пределах досягаемости не было ни единого выступа, ни малейшей точки опоры; канат, соединявший его со Стюартом, тоже не мог ничего поправить. Стюарт, который, вонзив ногти в трещины, ночным мотыльком распростерся по каменной кладке, никак не сумел бы удержать падающего Тади.

Лаймонд прекрасно видел это. Хорошо рассчитанными движениями, стараясь не нарушить и без того хрупкого равновесия и затратить как можно меньше энергии и времени, он перерезал канат между собой и лучником.

В эту ночь Робина Стюарта посещали счастливые мысли: и дилемма, и план действий возникли из ниоткуда и четко запечатлелись в мозгу. За полминуты до того, как толстяк должен был упасть, Стюарт уже точно знал, что нужно делать.

Слева от него, на расстоянии вытянутой руки, находилось зарешеченное окно. Оба они по очереди отдыхали здесь, с тоскою глядя на недосягаемую лестницу внутри здания. Стюарту некогда было раздумывать, не обветшал ли каменный наличник, выдержат ли прутья решетки. Чтобы достичь окна, нужно было оторваться от стены и прыгнуть: смертельный прыжок над разверстыми жерлами дымоходов, синими черепицами и булыжниками мостовой.