Книга Царь Давид - Жеральд Мессадье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В разговоре он сказал Давиду своим слабым голосом:
– Я хотел бы рассказать тебе историю. Жили-были в одном городе бедный человек и богатый. У первого только что и была молодая овца, которую он растил, кормил со своего стола, носил ее на руках, словно она была ему дочерью. У богатого человека были большие стада. Но однажды путник пришел к нему, он не принес в жертву одну из своих овец, а взял для гостя овцу бедняка.
– Но это возмутительная история! – воскликнул Давид. – Этот богач должен был заплатить в четыре раза больше! Это человек без сострадания.
Нафан посмотрел на него и сказал тем же тихим голосом:
– Этот человек – ты.
Давид побледнел.
– Я принес тебе послание Бога: «Я тебя сделал царем Израиля, я тебя вырвал из когтей Саула, я тебе дал дочь твоего хозяина и его женщин, я тебе дал дочерей Израиля и Иудеи. И если этого недостаточно, я дал бы тебе другие милости. Почему ты пренебрег словом своего Бога, совершив то, что является преступным в моих глазах? Ты поразил мечом Урию ле Хеттенянина, ты убил его мечом аммонитян, и ты украл его жену.
Давид взглянул блуждающим взглядом на Нафана.
– Так как ты сделал это, – продолжил прорицатель, – твоя семья больше никогда не будет под моей защитой.
– Я согрешил против Господа, – сказал Давид.
– Ты не умрешь, – сказал Нафан, – но ребенок, которого ты зачал, заплатит за тебя.
Таким образом, слово великого воина не единственный закон в мире? Был другой закон. Как он этого не понял? Тело заплатит прежде всего. Давид понял, что у него навсегда отобрали удовольствие женщин. Никогда больше не почувствует он весну в пояснице, никогда больше не возникнет у него чистое желание, как летний дождь, который идет с моря. Господь ему все дал, а теперь он мало-помалу отбирает дары, прежде чем смерть сорвет праздничную скатерть и сбросит всю посуду на пол.
Когда родился ребенок, мальчик, он оказался слабым и болезненным. Давид молился и постился. Старейшины царского дома просили его поесть, он отказался. Он больше не мылся, не расчесывал волосы и бороду. На седьмой день поста, лохматый, исхудалый и суровый, он обнаружил, что в его покоях необычно тихо. Выйдя из своей комнаты, он нашел испуганных слуг в коридорах и был удивлен их шепотом.
– Ребенок умер? – спросил он.
– Он умер, – ответили ему.
Они боялись сообщить ему это, привести его в отчаяние. Он позвал Эфраима.
– Помоги мне помыться, – сказал он. – Позови слуг. Мне нужны чистые одежды.
К всеобщему удивлению, он мылся долго, смазывал волосы маслом и расчесывал их. Потом, выбрав свои самые красивые одежды, облачился и направился в храм молиться. Вернувшись во дворец, он приказал подать ему ужин.
– Когда твой сын был жив, ты постился, – заметил Эфраим, – а теперь, когда он умер, ты хочешь есть?
– Когда ребенок был жив и болел, я постился и молился в надежде, что Господь проявит ко мне милость. А зачем поститься теперь? Я не верну ему жизнь. Теперь не он придет ко мне, а я приду к нему.
Закон есть закон. Жизнь за жизнь. Чего хотели эти люди? Притворства?
Когда Иоав бросился в наступление на Равва, часть которого, называемую городом вод, он уже захватил, Давиду было отправлено простое послание: «Тебе лучше самому собрать оставшуюся армию и взять приступом верхний город, иначе я это сделаю сам и дам ему свое имя».
Генерал отдавал приказы царю! Давид пошел в сражение и взял город. Однако Иоав не скрывал своей непочтительности, и Давид знал: убийство Урии тому причиной.
Война! Война! Проклятие Нафана подтвердилось сразу же.
Давид устал, и даже лучшие вина Галилеи не уничтожали вкус пыли во рту. Уже давно он не играл на лире. Больше не пел. И лишь изредка слушал молодого музыканта из Иерусалима, который восхищал его своим талантом.
– За двадцать лет я пролил столько крови, что можно наполнить озеро, – сказал он однажды вечером Вирсавии.
– Может быть, нужно было пролить свою кровь, чтобы успокоиться? – ответила она. – Твою или твоих близких.
Но битвы скоро переместились во дворец. Худшие войны – те, которые называют «гражданскими». О первой из них Давид узнал, только когда она началась и когда уже пролилась кровь.
Это случилось в ветреную ночь, когда Давид, закончивший ужин с Авигеей, заметил внезапное оживление во дворце. Люди бегали по коридорам, стучали двери, раздавались крики. Он наклонился через окно и заметил при свете танцующих факелов несколько мулов, которых слуги вели в стойла. «Царь! Царь! Предупредите царя!» – кричали люди, которых Давид не мог различить. Его жены отправили своих слуг за новостями. А сам он пошел за Эфраимом. Но ему удалось отыскать только двух перепуганных слуг. Он схватил одного за руку.
– Что происходит?
– Мой царь… Мой царь! Царевичи… Твои сыновья… все убиты!
Кровь отхлынула от лица.
– Убиты – кем? – закричал он.
– Прости меня, мой царь, прости меня… Авессаломом!
Эфраим прибежал с другими слугами: он поддержал шатающегося Давида и довел его до комнаты. Едва войдя, Давид разорвал свои одежды и с криком бросился на ложе. Экзальтированное и жуткое смятение охватило царские покои. Женщины кричали в своих комнатах и царапали лица.
И тогда появился молодой человек. Это был Ионадав, сын брата Давида, Саммы. Он прошел через толпу и бросился в ноги своему дяде.
– Мой царь, заклинаю тебя! Твои сыновья, мои братья, почти все живы! Послушай меня! – Давид выпрямился, устремил на юношу взгляд безумных глаз и схватил его за руки. – Послушай меня! Только один царевич мертв, Амнон!
Наконец Давид пришел в себя, приложил руки к лицу, посмотрел на своего племянника и крикнул надломленным голосом:
– Почему он мертв? Кто его убил? Камергеры и слуги слушали, пораженные.
– Авессалом.
– Зачем?
– Я расскажу тебе это, мой царь, мой дядя. Но успокойся сначала.
Давид оперся о плечо молодого человека, чтобы встать. Новость распространилась по дворцу. Вскоре из окна послышался крик женщины. Это была Ахиноам, мать Амнона. Плач других людей заполнил ночь. К горю Ахиноам присоединились остальные женщины.
– Оставьте нас, – сказал Давид. – Эфраим, принеси нам воды.
А когда они остались одни, Давид налил воды в бокал и велел молодому человеку сесть на табурет.
– Теперь рассказывай.
– Амнон увидел Фамарь, твою дочь, сестру Авессалома, дочь Мааны. Она очень красива, даже слишком, красивее своей матери.
Ионадав перевел взгляд на дядю.