Книга В двух шагах от рая - Михаил Евстафьев

В палате находилось человек тридцать. Все лежали. Некоторые – накрывшись простыней с головой. Выделялись те, что на вытяжках. Одна нога у таких раненых была подвешена, либо покоилась на наклонной плоскости.

Шарагин направился в дальний конец комнаты, где после нескольких двухъярусных кроватей, отделенная от основной, находилась комната для офицеров.

Стену перед офицерской комнатой расписали яркими красками. Какой-то непрофессиональный художник изобразил русский пейзаж: березки, речка, избушка.

…капельницы, торчащие на длинных палках прямо под потолком… как

надоели мне капельницы, синяки одни на руках, живого места не

оставили, изверги…

И он приподнял рукав больничной пижамы, сначала на левой, затем на правой руке, осматривая желто-синие пятна. Длинные голубоватые вены, напоминавшие притоки Волги, или Амазонки, или Нила безжалостно искололи толстой иглой.

…белое все кругом, белое и синее… все одеты в одну форму…

пацаны лежат плечо к плечу почти что, точно не госпиталь это, а в

строю они продолжают стоять… и у каждого свое неразделенное

горе…

Он пытался вспомнить и не мог. Что привело его в эту палату? Какая такая необходимость была кого-то искать среди этих лиц, зачем ему нужна была травматология? И правильно ли вообще пришел в это отделение? Он искал кого-то, но кого именно он не знал, подводила память, забыл, надеялся, что узнает, если увидит.

…третий слева – парень с забинтованной головой, рука в гипсе,

пальцы испачканы зеленкой… знакомое лицо… похож на… впрочем,

нет, я не знаю его… все солдатики похожи один на другого…

Парень был накрыт простыней. На месте правой ноги простыня прижималась к кровати.

– Дневальный! Принеси утку! Оглох что ли?!

…из дальнего правого угла кричит еще один ампутант…

…и кровати целой не надо – половины кровати достаточно…

На крик спешил дневальный, затюканный боец, из молодых, в пижаме, тоже на излечении, только явно идущий на поправку. Дневальный порхал по комнате бабочкой.

…голый торс, хорошо развитая мускулатура…белобрысый мальчишка,

чем-то на Сыча похож… смотрит на меня, будто я виноват… я тоже

ранен и контужен… что это я оправдываюсь?..

Дневальный помог парню подняться с кровати, поднес сосуд. Солдатик откинул простыню. Обе ноги у него были ампутированы почти у самых бедер. Он облокачивался одной рукой о кровать, другой держал стеклянную баночку – «утку».

И чего это офицер с замотанной бинтами шеей так уставился? Разволновался, и

…желтая моча…

потекла мимо «утки», по рукам и на простыню.

Шарагин отвернулся. Все еще в растерянности, стоял он посреди комнаты, рассматривал остальных ребят. Но взгляд непроизвольно вновь вернулся к парню с ампутированными ногами.

…как он будет передвигаться? он же будет всем по пояс… кто

заметит его, такого маленького, точно распиленного пополам?..

Вошла медсестра. На принесенном ее подносе стояли стаканы и малюсенькие, грамм по сто, баночки с яблочным соком. Дневальный отнес утку, присел за стол, а рядом устроился, прислонив костыли к стене, второй раненый солдатик, и оба они стали ковырять банки консервным ножом, проделывая отверстия.

…ведь тысячи таких вот «огрызков» оставит Афган! и всем будет

наплевать, за что они воевали, где, когда… хорошо, что меня пощадила

судьба!..

Пришла еще одна медсестра, низенькая, с распущенными волосами. Из под белого халата виднелось легкое хлопковое синее платьице в белый горошек. Она несла «хэбэ» и солдатский ремень.

…все в белых и синих тонах…

Она тронула за руку солдата, который спал на животе и сопел.

– Одевайся, борт приходит, через полчаса отправляем тебя в Ленинград, – сказала медсестра тихо, но настойчиво.

…как сказала бы мама, если бы хотела быть строгой…

Худенький паренек понял, закивал головой, сел на кровати. Одна нога была ампутирована по колено.

Медсестра помогла надеть майку.

– Извини, на складе была форма только пятидесятого размера, – она подвернула штанину на отрезанной ноге, заколола английской булавкой. Солдат с соседней койки встал, похлопал по плечу отъезжающего приятеля, вынул из тумбочки лист бумаги, стал записывать адрес.

Шарагин по-прежнему стоял посреди комнаты, в проходе между кроватями.

– Вы кого-то ищите? – спросила медсестра, разносившая сок.

– Я?

…кого-то я ищу… медсестру, как же ее звали? Галя… нет, кого-то

еще…

– Вам плохо?

– Мне?

– Вы из какого отделения?

– Не помню…

– А фамилия ваша как?

– Шарагин, старший лейтенант Шарагин…

– Пойдемте со мной.

В коридоре, около перевязочной, он остановился:

– Понимаете, я ищу друга. Нет, не так. Не совсем он друг – знакомый. Мы лежали вместе в реанимации.

– Как фамилия?

– Шарагин…

– Нет же, приятеля вашего.

– Не знаю, не помню. У него верхняя часть лица забинтована была, но губы я помню, и подбородок… усы, усы у него были…

– Как же вы хотите его без фамилии найти?.. Ну хорошо, звание, имя, ранение какое?

– Стойте, Иван, точно, Иваном его звали. Звание? Не помню. У него, понимаете, две ноги ампутированы были, и еще – слепым он был.

– Вот что, подождите меня здесь в коридоре, никуда не отходите, я скоро вернусь. Постараюсь что-нибудь узнать.

– Постарайся, сестричка.

– Вы сами-то как себя чувствуете?

– У меня все в порядке. Мне бы, вот, Ивана найти…

Два санитара тащили на носилках парнишку. В ногах лежал «дипломат», и стояли новые, не разношенные, прямо со склада, солдатские ботинки. Глаза у солдатика были закрыты, и подумал Шарагин, что он мертв.

…нет же, если б это был труп, его б накрыли с головой и несли

вперед ногами… должно быть спит… а я бы выдержал, если бы

вернулся калекой, если бы комиссовали меня из Вооруженных сил?..