Книга Основная операция - Данил Корецкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы думаете? — Сергей Петрович помолчал. — Вообще-то все это здорово на него похоже… Его манера, его стиль… И по времени совпадает… Я прокручу со всех сторон.
Поплавский отрицательно покачал крупной головой.
— Крутить уже некогда. Горец землю роет. Он же должен отомстить. И из-за денег у него проблемы. Очень большие проблемы. Пусть и разбирается с этим Верлиновым.
Сергей Петрович в третий раз пожал плечами.
— Так, значит, так. Пожалуй, это действительно его работа. Я так и скажу Горцу.
— А про ультиматум ты ничего не слышал? — безразличным тоном спросил Семен Исаевич. Самые важные вопросы он всегда оставлял на конец разговора. И старательно маскировал свой интерес к ним.
— Нет. Что за ультиматум?
Поплавский небрежно взмахнул рукой.
— Да так! Прошла одна информация, но без подтверждения. Подождем пару-тройку дней… Водочки хочешь?
— Можно, — рассеянно отозвался Координатор. Он думал о генерале Верлинове.
* * *
В то же самое время генерал Верлинов думал о Калядове. Контрразведывательный поиск имеет мало общего со слежкой, переодеваниями и размахиванием пистолетом, хотя эти методы в нем тоже используются. Но основное — анализ информации, вычленение совпадений и установление скрытых от посторонних глаз связей и закономерностей. Аналитики составили список всех лиц, с которыми контактировал Сливин, во втором списке фигурировали все связи Соколова, в третьем содержались сведения о тех, кто достаточно часто выезжает в Грецию. Компьютер осуществил сопоставительный поиск и среди сотен и тысяч фамилий нашел одну, которая имелась во всех трех списках.
Сергей Петрович Калядов. С высокой долей вероятности можно было предположить, что именно он и является «Восьмым».
* * *
Теперь Сливин входил в свой подъезд со страхом. Мир был не таким простым и понятным, как год, два или три назад. В нем обнаружились пугающие закономерности, страшные силы и угрожающие лично ему интересы других людей, организаций и даже государств. А события последнего времени показали, что именно в подъездах убивают неугодных лиц.
Газета в почтовом ящике насторожила: днем Маша уже вынула почту. К тому же они не выписывали «Криминальную хронику»… Оказавшись в квартире и заперев дверь, он раскрыл специально подвернутую кем-то страницу. «Чудовищная авария на Ярославском шоссе! Несчастный случай или убийство?» Под броским заголовком — фотографии трех искореженных огнем машин и небольшой текст. Несколько раз он прочел, не воспринимая смысла, потом оцепеневший взгляд наткнулся на фамилию Эранбаева, и все стало ясно. Вот как выглядят произнесенные за обеденным столом слова после их материализации… Что это черное вытарчивает из приоткрытой дверцы? В доносящиеся из кухни запахи итальянского пакетного супа вплелись вонь российского бензина и интернациональный дух обуглившейся человеческой плоти. Слегка закружилась голова, Сливин присел на тумбочку.
— Чем ты так зачитался? — голос жены доносился словно сквозь слой ваты. — Почему не разуваешься?
Маша вынула из расслабленной руки газету, просмотрела. С болезненным любопытством он ждал ее реакции.
— И ничего интересного! Поторопись, обед готов…
Она не знала фамилии Лечи, потому сообщение о нескольких смертях не выделялось среди других и терялось на повседневном криминальном фоне столицы. Да и для тысяч читателей информация об очередной аварии с гибелью семи человек не казалась сенсацией: это не столкнувшийся с троллейбусом на Садовом кольце бензовоз… Только он, Ахмед да несколько его подручных знают, что стоит за катастрофой на Ярославке…
— Я пожарила твои любимые куриные котлеты!
Она была хорошей женой. И старалась искупить вину. Хотя бы перед собой. Ведь Маша не догадывается, что он выследил ее и даже рассмотрел, в каких трусиках она вернулась. Ушла в черных, пришла в красных. Мелочи… Сливин смотрел на жену слегка свысока. Осведомленность о тайне, известной узкому кругу, возвышает человека в собственных глазах. Хотя ей тоже известно это чувство: слишком много лет они были допущены к особо важным секретам государства, слишком много выслушали инструктажей о том, как маскировать свою работу. Иными словами, о том, как врать.
— Да что с тобой?
— Ничего.
Сливин снял ботинки. Он испытывал двойственные чувства. Месть свершилась, и это приносило удовлетворение, но с другой стороны, отчетливо ощущался страх, ибо он влез в игру, где ставками были человеческие жизни. Дьявол выполнил свои обязательства и неизбежно потребует ответных услуг… Тогда дистанция между словами и делами сократится настолько, что придется самому ощущать запах пролитой крови… У него пропал аппетит.
— Я немного отдохну…
Как только Сливин прошел к дивану, зазвонил телефон.
— Прочли? — услышал он неприятно знакомый голос. — Надеюсь, вы удовлетворены. На днях встретимся…
Положив трубку, конструктор обреченно вздохнул.
На следующий день Сливина вызвал начальник отдела кадров. Кроме бесцветного, вечно прячущего глаза Федосеева, в небольшой комнатке находился широкоплечий незнакомец характерной «комитетской» внешности. Он, напротив, смотрел прямо и остро.
— Валентин Сергеевич Межуев, — уставившись в крышку стола, представил гостя кадровик. — У него есть к вам несколько вопросов. С дирекцией ваша отлучка согласована, пропуск подписан.
Сливин достаточно долго работал в особо режимной системе, чтобы не понять, что это означает. Он знал, что рано или поздно такое произойдет, но, как обычно, надеялся на чудо. Однако чудес не бывает… Как загипнотизированный, он вышел из института и сел в серую «Волгу» рядом со своим сопровождающим. Мимо проносились улицы и переулки, фонарные столбы и шикарные витрины дорогих магазинов, спешащие по своим делам люди, но все, что находилось за автомобильным стеклом, относилось уже к другой жизни, а потому не затрагивало и не волновало его, как картинки, мелькающие за окном поезда дальнего следования, не затрагивают командированного, чье внимание сосредоточено на конечной точке пути.
Минут через сорок-пятьдесят «Волга» въехала в стальные, с красными звездами ворота, характерные для воинских частей и подразделений. Сливина это несколько удивило, так как не вполне соответствовало представлению о месте, куда его должны привезти. Но удивление было вялым, как и все восприятие окружающей действительности: он как будто находился под действием анестезирующего укола.
Молчавший всю дорогу Межуев провел конструктора в строгий кабинет, по-хозяйски сел за стол, указал рукой на жесткий стул напротив. «Интересно, куда отправляются люди с этого стула?» — отстранение подумал Сливин.
— Поговорим откровенно, Василий Семенович, — задушевным тоном начал хозяин кабинета. Как ни странно, задушевность казалась искренней. Впрочем, у хорошего профессионала так и должно быть.
— Людям свойственно делать ошибки. Иногда их можно исправить, иногда нет. В вашем случае еще не все потеряно… Требуется только откровенность и желание сотрудничать с компетентными государственными органами. Вам лучше рассказать все самому. Прямо и чистосердечно.