Книга Принц снов - Курт Бенджамин

Каду поднялась на битву в облике орлицы, для нее на луке седла Хабибы устроили специальное охотничье место. Скоро особый дар девушки сможет проявиться в полной мере.

— А это и правда она? — уточнил Харлол, выравнивая лошадь рядом с Льешо.

— Наверное.

По знаку Хабибы лошади тронулись, унося седоков в полный изломанных теней призрачный лунный пейзаж. Изъеденная ветрами тропинка вилась среди голых холмов, уводя путников все выше и выше, на горные плато Гарнии. Конь Льешо шагал широко и твердо, а потому принц не возражал, чтобы Харлол своими расспросами о Каду отвлек его от размышлений и видений.

— Впрочем, это вполне может оказаться и кто-нибудь другой, а возможно, и настоящий охотничий орел. Но обычно, если знаешь, о ком идет речь, всегда можно понять. Сам генерал, отец Каду, едва дочка меняет облик, приобретает какое-то странное выражение лица — возле рта появляется характерная морщина. Мне кажется, это происходит и от гордости, и от волнения — вдруг красавица забудет, как именно можно вернуться в человеческий облик?

В ужасе вздрогнув, Харлол резко, со всей силой натянул поводья. Лошадь нервно дернулась, но постепенно снова успокоилась.

— Она еще ничего не забыла, — напомнил товарищу Льешо и поправил привязанный к седлу тюк.

Из тюка тут же показалась голова Маленького Братца; обезьянка внимательно обвела взглядом окрестности, однако комментировать пейзаж не стала, и это уже было хорошо. Ведь совсем недавно, когда Льешо пытался отдать ее музыканту, отважный зверек устроил настоящий скандал. Убедить его в том, что ехать среди багажа под охраной карлика гораздо безопаснее и удобнее, так и не удалось. Спорить с упрямой мартышкой было совершенно бесполезно.

Некоторое время Харлол внимательно смотрел на любимца Каду, а потом погрузился в раздумье — возможно, о том, не заключено ли в этом тщедушном тельце также нечто большее, чем просто обезьяна. Льешо и сам порою задумывался об этом, но никогда не замечал иных проявлений, кроме чисто обезьяньих. А если в облике Маленького Братца и скрывался какой-нибудь принц или маг, то не приходилось сомневаться, что он давным-давно забыл обратный путь к человеческому облику.

Впрочем, ничего подобного Хабиба никогда бы не допустил, а значит, можно не волноваться. Однако в душе Льешо таился страх, даже скорее вопрос, оставшийся еще со времени боя на рыночной площади в Шане: действительно ли их предводительница человек, или это лишь форма, фальшивая, как и форма орла? Отец ее тогда стоял в бою словно скала, а сражался как дракон — один из тех, что пришли на помощь и решили исход схватки. Динха называла и Хабибу, и его дочь своими детьми, а дракон Дан сказал то же самое о народе ташеков.

Ну что же, Каду окажется вовсе не первым из драконов в человеческом обличье, с которым принцу довелось подружиться за свою жизнь. Но каково окажется идти под его командой в бой? Практика показала, что драконы не очень-то способны воспринять само понятие смерти.

Тревожить подобными размышлениями Харлола, разумеется, не стоило. Их мог разделить лишь тот, кто уже встречался хотя бы с несколькими созданиями подобного рода, а потому имел возможность сравнивать.

Хабиба казался всецело поглощенным предстоящей битвой, однако, едва посмотрев вокруг, Льешо тут же заметил, что волшебник внимательно наблюдает за ним.

— О чем так глубоко задумался, Льешо?

— Да так, ничего конкретного. — Он поднял руку, но не для того, чтобы оттолкнуть от себя вопрос, а пытаясь отыскать подходящие слова. — Просто вспомнил Кван-ти.

Сказав это, юноша даже не подозревал, насколько он близок к истине.

Хабиба промолчал, словно приглашая к продолжению, и Льешо добавил:

— Она вовсе не походила на остальных драконов.

— Дракон Золотой Реки нравился тебе больше?

— Дело не в этом. Кван-ти тоже мне очень нравилась. Во всяком случае, она не съела никого из тех людей, кто пытался мне помочь.

Льешо по-своему любил Кван-ти. Конечно, далеко не так, как ее мать, но глубже, чем кого-нибудь другого со времени Долгого Пути. В годы рабства на Жемчужном острове лишь Кван-ти да министр отца приносили истинное утешение. Разумеется, тогда Льешо еще не знал, кем окажется Кван-ти на самом деле. Не знал он этого даже тогда, когда она спасла его глупую жизнь в неудачной попытке бегства с Жемчужного острова.

— Дракон Жемчужной Бухты молод, разумеется, по драконьим меркам, куда моложе Дракона Золотой Реки. А тот, в свою очередь, моложе Дана, и ему еще не надоело жить в мире, среди людей. А кроме этого, Дракон Жемчужной Бухты — не дракон, а драконша. Она мать, а потому ее инстинкты всегда на стороне юных, тех, чья магия только возникает.

Льешо кивнул, показывая, что все понимает: не он сам, а его магия собирает под крыло птенцов. Но на главный, волнующий вопрос он так и не получил ответа. Пришлось уточнять:

— Я считал, что драконы давным-давно покинули этот мир. И вдруг встретил сразу троих. Так, может быть, где-то неподалеку бродят и другие?

— Не много, конечно, но есть.

— А ты с ними встречался?

Скользкий вопрос, причем такой, на который Льешо имел собственный ответ. Ответ этот звучал следующим образом: «Больше никаких драконов, особенно для меня».

Действительно, в таком случае не о чем было бы и волноваться, кроме как о существовании злого волшебника, способного проникнуть в сновидения человека и убить его там.

— Да, не много, но есть. Время драконов прошло. Сейчас они преимущественно спят или занимаются собственными делами.

Хабиба не торопил разговор и отвечал лишь на те вопросы, которые Льешо задавал напрямую.

— Я вот все думаю, хорошо ли встретиться с драконом в его настоящем обличье? — поинтересовался Льешо. Он имел в виду Кван-ти и Хабибу, то есть того дракона, с которым встречался волшебник, и того, которым он мог быть сам.

— Можно восхищаться Драконом Золотой Реки, но назвать его другом никак нельзя.

— Наверное, дружбы от драконов вообще нельзя требовать, — согласился Хабиба. — Хотя все считают их очень преданными и верными существами.

— А волшебник Хабиба, генерал ее сиятельства, тоже дракон?

Вопрос лишил собеседника душевного равновесия и заставил сидящего на луке его седла орла нахохлиться. Льешо мог бы гордиться собой, если бы сам до дрожи не испугался собственного вопроса и того ответа, который может последовать.

— Дракон Дан сказал… — начал принц, словно пытаясь направить волшебника по верному пути.

— Кровь дракона Дана течет в венах народа ташеков.

Хабиба повторил сказанное самим драконом, а потом напомнил юноше приветствие Динхи, как будто его можно было забыть: «Я ташекской крови».

Ответом на заданный вопрос эти слова, разумеется, считать было нельзя, но больше Льешо знать и не хотел. Впрочем, оказалось, что это еще не конец.