Книга Калинов мост - Алексей Гравицкий

Кот увернулся, в очередной раз саданул мечом, снова раскрутился. Теперь на него напирали с трех сторон. Поняв, что совершил ошибку, попытался отступить, но до своих добраться было уже невозможно. Черная толпа затягивала, налезала, щетинилась клинками.

Оборотень рубанул, подхватил второй меч и, стараясь если не отступить назад, то закрепиться на месте, заработал двумя руками, окружая себя паутиной стали. Черные балахоны пытались достать, но все попытки оставались тщетными.

Впрочем у Кота тоже ничего не получалось. Руки налило свинцом. Мечи становились все тяжелее. Пришло понимание, что долго не простоит. Еще немного и все.

Именно так, зашуршало в голове, именно так. Сдохнешь ни за грош. И остальные сдохнут. Как бабка говорила, вас порубят, а она от инфаркта копыта откинет. И все. И кому нужны ваши жертвы? И что вы получите в конце? Ничего. Так не лучше ли сразу на темную сторону? В черном цвете нет ничего плохого. Он такой же основополагающий, как и белый.

Отвали, мысленно приказал себе Кот. В голове знакомо захихикало. Я уйду, а ты с кем останешься? С ними? Погляди на своих друзей. Ты гибнешь, а никто и пальцем не пошевелил.

Потому что жизнь оборотня ничто в сравнении с мостом. Потому что если спасать одного, а не всех, то потом останется только вместе созерцать крушение всего. Не самая удачная перспектива.

Да ладно, снова расхохоталось не то в голове, не то наяву, думай-думай, соображай быстрее. Ты ж уже почти додумался. У тебя в голове уже возникают правильные мысли.

— Это не мои мысли! — заорал в голос.

А откуда тебе знать? Они пришли раньше, чем я вступил с тобой в дискуссию. Может быть они сами пришли в твою голову, а я их просто решил поддержать. Подумай об этом.

И он подумал, поддался всего на секунду и стало страшно. Панический ужас, ужас от того, что в самом деле может так думать, так делать заставил замереть, охладил члены до трупного практически окоченения. На едва гнущихся ногах оборотень попятился, споткнулся и повалился на спину. Черные балахоны, словно ждали, ринулись вперед. Это немного отрезвило.

Он рубанул в сторону, отбивая один удар, парировал второй. Но от третьего уйти уже не смог. Клинок шел на него медленно, словно продирался через что-то густое, но шел неотвратимо. И Кот понял, что сам он тоже медленный, невероятно медленный, потому что не успевает. Не успевает увернуться, не успевает отразить смертельно оточенное железо.

— Кот! — донеслось сверху и со стороны.

Вперед наперерез клинку метнулась чья-то рука с ножом. На что надеялся тот, кто выставил под удар руку было неясно. Лезвие просвистело перерубая руку, ломая кости.

Оборотень откатился назад, подхватил падающего Игоря. Бородатый не просто выставил руку, сам кинулся наперерез. Кот оттащил друга в сторону, привалил к перилам. Игорь сидел бледный, зрачки расширились от боли, но ни звука не произнес, только скрипел плотно стиснутыми зубами. Руки у Игоря больше не было. Кот споро выхватил нож, срезал остатки кожаного рукава куртки, оборвал рукав футболки. Рука заканчивалась где-то в районе середины плеча. Заканчивалась окровавленным обрубком из которого торчала сломанная белая кость.

— Пусти, — схватил кто-то за плечо.

Кот резко обернулся, готовый сейчас растерзать каждого. Над ним стоял долговязый темноволосый приятель Милонега. В руке по инерции сжимал дубину.

— Отойди, — попросил он мягко, но уверенно. — Я врач, я знаю, что делать.

Какой ты врач, пацан зеленый, хотел рыкнуть Кот, но почему-то повиновался.

Степа опустился на колени, отбросил дубину. В руках, словно из воздуха появилась влажная салфетка. Зюзя быстро обтер руки. Салфетка полетела в сторону. Парень сдернул с головы Игоря бандану, перекрутил в жгут, принялся перетягивать обрубок руки. При всей браваде было видно, как ходит туда-сюда кадык, борясь с тошнотой.

В голове снова расхохоталось. Один ноль, играем дальше.

— Сволочь! — заорал Кот, подскочил и бросился бежать.

Но вместо того, чтобы бросится в толпу, кинулся головой о землю. При таком скоплении народа Кот не перекидывался никогда, но сейчас об этом даже не подумал. Удар сделал свое дело. Мир изменился. Тело болезненно изогнулось. Сзади удивленно присвистнуло.

Оборотень кинул злой взгляд на ошалевшего студента-медика. Тот сидел с круглыми глазами, таращился так, словно прожил полжизни, а потом увидел такое, отчего вся жизнь показалась сном.

До удивлений студента ему сейчас не было никакого дела. Резко развернувшись он бросился в толпу. Свои остались позади. Кто-то окликнул, кто-то вскрикнул, но все это было где-то далеко сзади. Вокруг сплошной стеной была теперь живая, шевелящаяся, ощеренная мечами и кинжалами чернота. Шелестели балахоны, смотрели невидимые глаза из темноты под капюшонами.

А внутри бились бессильная злость и ненависть ко всему этому черному, шуршаще-кишащему. И он завертелся среди этой черноты, в которой чудился смех, закружился и заметался, как зверь. Рвал когтями и зубами. Рвал, потому что болело внутри. Не за себя болело.

В глазах было темно, в груди рвалось сошедшее с ума сердце, мышцы трещали от перенапряжения. Но все это было сейчас неважно.

А потом все кончилось. Сперва тьма стала таять. Потом он понял что стоит на мосту один, среди рваных трупов. Стоит на четырех ногах и шерсть дыбится на загривке.

Вот видишь, заговорило в голове уже не таясь, словно у себя дома, зверь в тебе много сильнее. Тебе кажется, что борешься с кем-то, а борешься ты лишь с собой.

Он не стал слушать. Коротко разбежавшись, с каким-то садо-мазахистским наслаждением ткнулся головой о мост. Голос вывалился, словно и впрямь вышибло ударом. Поднялся уже на двух ногах, не торопясь пошел обратно. Туда, где валялась одежда. Поймал на себе удивленные взгляды, буркнул сердито:

— Что пялитесь? Мужика голого не видели? В баню сходите.

Суетливо, смущаясь натянул штаны, накинул рубаху, влез в ботинки. Пока возился со шнуровкой сзади подошел Илья. Что бы узнать богатыря оборачиваться было не обязательно. Шаги Ильи Муромца ни с чем не спутаешь.

— Вам надо уходить, — тихо произнес он.

Кот поднялся. Илья смотрел насквозь, словно приколачивал взглядом к месту. На другого бы подействовало, но Кот Муромца знал давно.

— Мы вернемся завтра.

— Стоит ли? — Илья взгляда не отвел, но пронизывать до костей перестал. — Вы живые, Кот. Нам здесь все нипочем, а вы…

— А мы тоже люди, Илья. Во всяком случае стараемся ими быть. Ты вот говорил, что этот — из новых — не такой как мы. Вон он лежит, Илья. Не такой как мы. Другой, непонятный. Только он сейчас умирает, потому что меня собой закрыл. Жизнь мне спас. И нам с тобой это понятно. А тем новым, что другие, этого пока не понять. Они этого не видят, только в книжках про это читают. Слышишь о чем я?

Муромец молча кивнул. Постоял немного, потом сказал, словно бы вслух рассуждая: