Книга Форт Росс. Призраки Фортуны - Дмитрий Полетаев

Зубов затаил дыхание.

— Жеребцов, Александр Алексеевич, камергер и тайный советник. Старинная и достойная фамилия…

Глава шестая

Фавориты и фаворитки

1787 год. Гатчинский дворец. Санкт-Петербургская губерния

Взволнованный и слегка обескураженный, Александр Николаевич Зубов отправился к дочери, по дороге пытаясь облечь предложение Салтыкова «о высочайшей милости» в наиболее пристойную для девичьих ушей форму. Однако после недолгих раздумий он решил, что достаточно будет просто сказать дочери о ее назначении в ближайшее окружение будущей императрицы — что было действительно в высшей степени «высочайшей милостью», а уж со всем остальным предоставить ей возможность разобраться самой. Главное — объяснить и подготовить дочь к новости о скоропостижном замужестве.

Именно этот момент немного волновал отца. «А ну как упрется… — размышлял про себя Александр Николаевич. — Кто их, баб, разберет, сегодня одно, завтра другое на уме…»

По привычке отец вошел в комнату дочери без стука.

Ольга сидела перед зеркальным трюмо и при помощи трех девок примеряла новый, увитый гирляндами из живых цветов парик.

На Оле были одни батистовые панталоны и поверх рубахи из того же материала корсет. Нещадно сдавив талию, корсет не столько прикрывал, сколько вздымал ее грудь, как две только что взбитые пуховые подушки. Остатки поглощенной корсетом рубахи, совершенно случайно зацепившись за соски, ничего не скрывали, а лишь подчеркивали мраморную белизну великолепного бюста.

Александр Николаевич аж крякнул от неожиданности и густо покраснел. На лбу его выступила испарина. Оторопев и закашлявшись, он смутился и, не нашедши ничего лучшего, как ошпаренный выскочил из комнаты. Немного отдышавшись и приведя себя в порядок, он, осторожно постучавшись, вновь вошел в комнату дочери. Ольга уже успела накинуть на плечи легкий пеньюар, от которого, впрочем, было довольно мало пользы, но приличия все же были соблюдены. Пряча глаза, Александр Николаевич без обиняков выложил дочери последние новости…

Однако реакция Ольги изумила и даже несколько озадачила его. Оля, как маленький ребенок, которому неожиданно нянька сунула в руку леденец, запрыгала от радости, узнав о высочайшем пожаловании в фрейлины. Но это еще можно было предвидеть. А вот когда дочь кинулась к отцу на шею, услышав о перспективе замужества, Александр Николаевич опешил и даже немного обиделся на дочь.

— Тебе что ж, в отцовском доме плохо, Ляленька?.. — неуверенно пытаясь высвободиться из объятий дочери, бурчал вспотевший Александр Николаевич.

— Да нет, что вы, тятенька! Просто послушанием своим, как примерная дочь, хотела вас порадовать, — надула и без того пухлые свои губки Оля. — А вам все не угодишь!

— Ну коли так, то и впрямь порадовала, — сразу пошел на попятную размякший отец.

— А кто жених-то, не томите, сказывайте, папенька! — все еще возбужденно прыгала вокруг него дочь.

— Камергер и тайный советник Александр Алексеевич Жеребцов…

Услыхав фамилию суженого, Оля на мгновение застыла, а потом вдруг расхохоталась, да так заливисто и заразительно, что Александр Николаевич, совершенно не понимая причину смеха, тоже захихикал вместе с дочерью. От смеха Оля повалилась на диван, две ее «пуховые подушки» колыхались от сотрясавшего девушку смеха. Александр Николаевич опять вспотел.

«Последняя рюмка все же была лишняя…» — Придя к такому умозаключению, Александр Николаевич, весь красный и несколько озадаченный реакцией дочери, поспешил побыстрее убраться восвояси. Но еще долго доносились до него с девичьей половины восклицания «Жеребцова!..» и взрывы заливистого хохота.

Вера отца в свою дочь не обманула Александра Николаевича Зубова. Ольга Александровна так «разобралась» во вновь сложившейся при дворе наследника-цесаревича ситуации, да притом с такой тщательностью, искусством и даже неистовством, что не прошло и двух месяцев, как Салтыков опять вызвал к себе Зубова-отца. Точнее, не вызвал, а «покорнейше просил пожаловать по делу, не терпящему отлагательства». Предмет разговора на сей раз был не столь радужный.

— Тут такое дело приключилось, любезный мой Александр Николаевич… — начал, не глядя на Зубова, Салтыков.

Александр Николаевич на этот раз расположился в кресле напротив Салтыкова без приглашения, как ровня.

— Какое дело, ваше сиятельство? — Зубов смотрел на Салтыкова спокойно и даже, как тому показалось, насмешливо. — Все сделаю, чтобы исправить, если моя ошибка, если же навет, то все одно, приму наказание из рук твоих…

От Салтыкова опять не укрылись ни явная ирония Зубова, ни обращение на «ты». Но сейчас ему было не до этих нюансов.

— Да нет… — Салтыков поморщился. — Твоей вины тут никакой нет… Дочь твоя, Александр Николаевич, начинает вызывать опасения…

— Что такое, ваше сиятельство? — Ироничная улыбка, гулявшая на лице Зубова, казалось, вот-вот была готова перерасти в саркастическую. — Не вы ли сами, батюшка, просили посодействовать, для оказания «особого внимания» известной особе…

— Просил… — Салтыков всеми силами старался подавить раздражение, причем в первую очередь на себя самого. Действительно, получалось так, что он как будто сам создал ситуацию, ответственность за которую теперь вроде пытался переложить на другого.

— Просил… а теперь вот… — Князь замялся. Наконец, видимо, приняв решение, что лучше все поведать как есть, быстро договорил отрывистыми фразами: — Куракины обеспокоены… Прошел слух, будто Нелидова из дворца съезжает… Настолько их высочество очаровано вашей дочерью. А это, Александр Николаевич, допустить никак нельзя! Вы меня поняли? Это в наши планы не входит!

Салтыков специально надавил на слово «наши», как бы давая понять Зубову, что и он принадлежит к их кругу, к их «партии».

«Это в „ваши“ планы не входит», — усмехнулся про себя Александр Николаевич.

Беспокойство Салтыкова ему было понятно. Екатерина Ивановна Нелидова, практически официальная пассия Павла, о сердечных отношениях с которой было известно всем, включая даже его жену, была своего рода «краеугольным камнем» всей нынешней политики Салтыкова. Без нее, точнее, без ее родственников, князей Куракиных, Голицыных да еще полдюжины славных российских имен, о том, чтобы победить в противостоянии с Потемкиным, можно было и не мечтать. И весь этот уже кое-как устоявшийся баланс покоился на хрупких плечах фаворитки Павла Катеньки Нелидовой. Надо отдать должное, несмотря на то, что внешность Нелидовой была специфична, она не была лишена определенного очарования. Правда, иногда малым ростом своим и чересчур подвижным лицом напоминала обезьянку. Зато всегда привносила в общество шум и веселый переполох. Уму ее, однако, все отдавали должное. Уверить супругу своего любовника, что страсть ее к «предмету» их общего обожания «есть не что иное, как чувство сугубо платоническое», — это, согласитесь, требовало не просто ума, а даже своего рода таланта.