Книга Камни Господни - Михаил Строганов

— Отвечай, народ новгородский, кто сей перед вами?

Собравшиеся, падая ниц, истошно завыли.

— Упорствуете? — царь выхватил у опричника булаву и бросился к застывшим в смертном ужасе людям. Подобно зверю Иоанн рычал, без разбора проламывая головы мужикам и бабам, сокрушая ребра рыдающим детям, пока, утомленный, не воротился вновь к церковным воротам.

— По великой милости своей еще раз вопрошаю погрязший в мерзости народ новгородский, — царь указал забрызганной кровью булавой на не смеющего шелохнуться Пимена. — Кто сей перед вами?

Повинуясь царскому гласу, люди медленно поднимались с рыхлого, напоенного теплом снега. Увидав рядом с собой убиенных, несмело крестились, поспешно отводя взгляды от раскромсанных голов и еще трепещущих неостывших тел.

— Иди, — Иоанн толкнул архиепископа в спину, — вопрошай паству, кто ты таков!

Пимен подходил к рыдающим людям, мужчинам и женщинам, ветхим седым старикам и совсем малым детям, ласково гладил их по волосам, и благословляя, спрашивал:

— Отвечай государю без утайки, мое грешное чадо, кто аз есмь?

Люди целовали Пимену руки, прижимаясь опухшими от слез лицами к теплым архиереевым ладоням:

— Владыко наш, пастырь добрый…

Недолго послушав людские причитания царь рассмеялся и обратился к опричникам, в нетерпении ожидающим его воли:

— Воистину, братия, сами свидетельствуют о своей измене!

Затем, поманив пальцем Пимена, громогласно объявил новгородцам:

— Лжете, не архиерей вовсе, а скоморох всея Руси. Вон как потешается на чужом горе! Да только без толку, слезами царя не проведешь! — Иоанн подошел к Пимену и лукаво прищурился. — Где же скоморошия жена? Почто своего царя не встречает? Али не рада?

— У монашествующих нет жен, — смиренно ответил Пимен.

— А кто здесь монашествующий? — удивленно спросил у опричников Иоанн. — Ужели скоморохи подвизаются Царствию небесному?

Опричники с хохотом сбили с головы Пимена клобук, сорвали крест и сунули архиепископу в руки скоморошью волынку.

— Добро! — крикнул царь. — Теперь скоморошью невесту ведите, свадьбу гулять будем!

Опричники привели под уздцы старую беззубую кобылу, затем схватили Пимена и, куполом завязав над головой рясу, стащили с архиепископа порты.

— Сажайте скоморошника к миру задом, — хохоча распоряжался Иоанн, — да вяжите покрепче, не то женишок свалится по дороге, кто тогда утешит молодую?!

— А теперь, — царь окинул собравшихся плотоядным взглядом, — не грех честным пирком отпраздновать свадебку!

* * *

Шестую неделю пирует черное опричненное воинство в славнейшем русском граде Великом Новгороде. Без устали пытает Скуратов с заплечными мастерами новгородских бояр, купцов и архиереев. Исхудал, осунулся, но добился-таки от всех признания об измене великой. Кровью харкали игумены да соборные старцы, подписывая свои признания перейти за деньги в папское услужение. Раскаялись и бояре в измене, позарившись на вольности польские, вслед им провинились и купцы новгородские.

— Да станут казни мои страшнее казней египетских! — заклинал опричников Иоанн, приказывая разрубать младенцев надвое перед глазами их матерей, топить беременных баб в Волхове, протыкая животы баграми, не щадить стариков и старух, жечь людям головы, обмазывая их горючим зелием чернокнижника Бомелия.

— Новую заповедь даю вам! — прорекал Иоанн. — Блажен убивающий, и мучающий достоин благоволения!

Каждое утро одуревшие от вина и крови опричники переодевались ряжеными и ходили в образе чертей по Новгороду, заставляя свои жертвы отрекаться от Христа, добровольно передавать души во власть сатане. Согласившегося стать богоотступником, обрекая себя на вечные муки, опричники отпускали, отсекая по локоть правую руку, не желавшим отрекаться от Христа перебивали кости или ломали хребет, оставляя помирать на улице, или выволакивали за город на корм волкам.

А по ночам с зажженными факелами шарили но уцелевшим погребам, вытаскивая оттуда прятавшихся детей и молодых девок. Младенцев сразу же прибивали, разбивая головы о стены, тех, кто был постарше, душили на спор, кто управится быстрее. Молодых девок насиловали всю ночь, а по утру благословляли отрезанием грудей, отпуская с этим царевым пропуском идти к своему новому королю Жигимонту.

Над Новгородом нависали вороньи тучи, и волчьи стаи беспрепятственно ходили по городу, на каждом углу пожирая искалеченных мучеников. Опричники, потехи ради, ловили разъевшихся волков, привязывали к их хвостам отрубленные головы, или обматывали шеи человеческими кишками. Волки нападали друг на друга, устраивали свары, но не от голода — от захлестнувшего их кровавого безумия.

И глядя на то, как славный православный город превращается в круговерть адову, радовался царь, словно дитя, и беспрестанно благословлял опричников на великую жатву. Объезжая Новгород со своими неизменными спутниками Малютой Скуратовым да Елисеем Бомелием, Иоанн умиленно плакал, пел псалмы и возносил Богу славу за то, что творит Его волю, что сумел и обрезать виноград на земле, и бросить его в великое точило гнева Божия. Что истоптаны ягоды в точиле и потекла из точила кровь, заливая Новгород выше узды конской.

* * *

Савва не помнил того часа, когда умер. Не заметил потому, что за его грешной и многострадальной душою не сошел светлый ангел, не повлек, утешая, сквозь лютые мытарства воздушные, где с каждого взыщется и воздастся по мере греха его. Но этого ничего не было, его не заметили, забыли в старой монастырской ледяной яме. Как неделю, и две, и три назад послушник все так же продолжал лежать, заваленный кусками оттаявшего мяса, отчаянно пытаясь уразуметь, можно ли усопшему без исповеди и причастия молиться за свое спасение и надеяться быть услышанным.

Иной раз Снегов слышал доносившиеся душераздирающие крики, конский топот и нестройное церковное пение, а иногда в яму проникал едкий дым горелого мяса, и тогда послушнику казалось, что уже настал День Страшного Суда, что грядет воскресение из мертвых, но о его плоти, перемешанной с кусками убоины, никто так и не вспомнит, что придется просто бесследно сгинуть, даже не представ перед Его грозными и праведными очами.

Однажды, услышав громогласный зов трубы, Савва понял, что ежели теперь не уверует в Его любовь и не поднимется из ямы, то даже ад не примет его разуверившуюся душу. Взобравшись наверх по мясным кускам, Савва обнаружил, что все засовы и запоры по зову архангельской трубы отворены, что его путь на Суд открыт и свободен. Немного поразмыслив, Савва прихватил с собой кусок мяса, чтобы было что представить на Суде, прося Господнего снисхождения.

Неведомый, занесенный снегом город лежал в руинах, поднимая от своих тлеющих останков едкие столбы чада. На пустых, вымерших улицах валялись разбросанные людские останки и мертвые, порубленные на куски волки.

Возле Софийского собора Савву чуть было не сгубили насевшие на него черти, но проезжавший мимо черный всадник одним взмахом руки рассеял бесовское полчище.