Книга Шесть мессий - Марк Фрост

Сквозь окно вагона пробивался тревожный свет.

— Что это за странные предметы? — пробормотал, усевшись на вагонную скамью, Иаков, зрение которого уже полностью восстановилось. — Где я, случайно, не в зале ожидания чистилища?

Потом, разглядев край красного бархатного занавеса, ведро с торчащими из него наконечниками копий, он вспомнил, как на станции загружали театральный реквизит.

— Какое подходящее место, чтобы умереть, — прошептал он.

В углу раздалось шевеление, скребущий звук металла о камень, вовсе не совпадавший с ритмичным, равномерным перестуком колес и покачиванием поезда. С минуту Иаков прислушивался, собираясь с силами, прежде чем любопытство взяло верх. Он встал и тихонько двинулся на звук по узкому проходу между задниками сцены — по обе стороны от него красовались горные вершины, дворцовые стены, невероятно яркий закат.

Звук оборвался. Иаков остановился. Что-то задребезжало позади него. Он медленно повернулся, и его горла легко коснулось острие длинного ножа. Держал оружие человек в синем мундире железнодорожного охранника. В его свободной руке был точильный камень, и это объясняло природу звука: незнакомец затачивал клинок.

Черты лица явно азиатские. Китаец? Бледный и напряженный, как, наверное, и сам ребе. Мундир, застегнутый на все пуговицы, висит на нем как мешок, расплывшееся ниже плеча кровавое пятно превратило синий цвет в ржаво-фиолетовый.

«Это о нем говорили на станции: убийца с мечом, за которым идет охота. Похоже, я все-таки умру здесь… Если это так, почему я совершенно спокоен?»

Его сердце не забилось ни на йоту сильнее.

Хмурая сосредоточенность на лице азиата сменилась любопытством; он явно не ожидал никакой угрозы со стороны старика. Лезвие медленно опустилось вниз, и они стали рассматривать друг друга с возрастающим интересом.

— Простите, что помешал, — сказал Иаков. — Я искал место, чтобы умереть.

Он никогда не видел глаз, которые бы так мало говорили о характере человека: спокойные, черные, совершенно безразличные.

— Для этого все места подходят одинаково, — заявил незнакомец, легким умелым движением вкладывая свой клинок в изукрашенные ножны.

Что в этом человеке кажется таким знакомым? Было очевидно, что видеться раньше они не могли, тут и думать нечего, но он испытывал глубокое, спокойное ощущение родства.

— Как любопытно, — тихонько произнес Иаков.

Азиат сел на табурет между декорациями, у его ног лежали вторые, более длинные ножны, идентичные по оформлению первым: черный лак и серебро. Незнакомец осторожно положил ножны рядом с мечом, расположив их так, чтобы они лежали зеркально под одним и тем же углом.

— Дай-сё, — сказал азиат. — Большой и маленький. Катана, вакидзаси, — добавил он, указав на меч, а потом на нож.

— Понятно.

— Он называется «кусанаги». — Незнакомец проворно наклонился и поднял меч. — «Косец».

— Почему?

— Согласно легенде, он принадлежал Сусаноо, богу грома; он высек этот меч из вершины горы с помощью молнии. Однажды Сусаноо отправился на охоту и не взял его с собой; меч разгневался и порубил все деревья до одного и даже былинки на острове. А ведь в Японии так мало деревьев… — Он умолк, закрыл глаза и побледнел.

— Так он действует сам, этот меч? — спросил Иаков.

— Хоноки, — пояснил японец, пробежав рукой по поблескивавшим ножнам. — Твердая древесина, они вырезаны из последнего дерева, которое срубил этот меч. Самэ, рыбья кожа — из кита, которого убил Сусаноо. Хабуки — воротник, предохраняет клинок от затупления. Этот крючок пристегивает клинок к рукояти — бамбук, мэкуги. Металлические заклепки, что прикрывают крючок, — мэнуки.

По лицу мужчины струился пот, пальцы дрожали.

«Он рассказывает об этом, как будто медитирует, — решил Иаков, — старается не заснуть, быть настороже. Может быть, для того, чтобы остаться в живых».

— А это как называется? — осторожно поинтересовался Иаков, указав на эфес.

— Касира.

— А это? — спросил он, указав на пластину, прилегавшую к ножнам.

— Цуба. Отделяет клинок от рукояти.

Японец вытащил меч на несколько дюймов, чтобы показать Иакову гарду цубы — металлический эллипс в полдюйма толщиной с оксидированной красной патиной; внешнюю поверхность покрывала искусная гравировка с изображением огненных птиц: одна поднималась, а другая падала в стилизованные языки пламени.

— Это феникс, — пробормотал Иаков, пораженный тем, сколь изысканным может быть смертоносное оружие.

— Феникс, — подтвердил незнакомец. — Название города. Он слегка склонил голову в ту сторону, откуда шел поезд.

— Феникс — символ того, что можно упасть и подняться снова, — сказал Иаков. — Восстать из пепла.

— Это долгий путь.

Азиат пожал плечами, словно ссылаясь на собственное плачевное состояние, снова положил меч рядом с его товарищем и слабо, прерывисто вздохнул.

— Насколько серьезно вы ранены, мой друг?

— Пуля. Попала в спину. Под левое плечо.

— Хотите, я осмотрю рану?

— Ты лекарь?

— Почти, — ответил Иаков. — Я священник.

Глаза блеснули, лоб нахмурился в сомнении.

— Ты? Священник?

— А что? Не похож?

— Да, ты не похож на священника.

— Я раввин, это все равно что священник, только вера другая, — пояснил Иаков, спуская китель с его плеча. — Где вы научились так говорить по-английски?

— У священника, он был католик.

— Что ж, священники бывают разные.

Засохшая кровь пропитала грубую повязку на его спине, свежая темная кровь продолжала сочиться из ее центра.

— Я тоже священнослужитель, — сказал человек.

— Вы буддист?

— Синто.

— Стало быть, вы японец.

— Ты слышал о синто?

— Я читал об этом и встречался со священниками синто из вашей страны в прошлом году в Чикаго. С какого вы острова?

— Хоккайдо.

— Те люди были с Хонсю. Синто означает «путь богов»?

Иаков размотал повязку и открыл рану; японец слегка вздрогнул, когда последний слой муслина оторвался от корки засохшей крови. Чуть ниже лопатки находилось маленькое круглое отверстие. Чистая рана: никакого покраснения или инфекции.

Пуля вошла в спину, прошив мышцу, скользнула по ребру и вышла сбоку груди: выходное отверстие, побольше входного, находилось двумя дюймами ниже. Дышал раненый нормально, легкое должно быть в порядке.

— Ты можешь поблагодарить богов за то, что не находишься сейчас среди них, — заявил Иаков, забыв на момент о собственных слабостях. — Нам нужно что-нибудь, чтобы прочистить эту рану.