Книга На полпути к могиле - Джанин Фрост

Он не разжал пальцев, но взглянул на меня. Я погладила егопо щеке:

— Пожалуйста, отпусти его.

Кости отпустил. Дэнни повалился на колени, и его немедленновырвало. Кровь сочилась из руки — сломанные кости прорвали кожу. Глядя на негосверху вниз, я нашла в себе лишь малую толику сочувствия. Много чего случилосьза те годы, что мы не виделись.

— Бармен, похоже, этому парню нужно вызватьтакси, — бросил Кости стоявшему за стойкой мужчине. Тот ничего незаметил. — Бедняга перепил. — Он нагнулся, будто чтобы поднять Дэннина ноги, и я услышала, как он тихо, с жестокой угрозой внушает: — Скажешь ещеслово, и следующими на очереди будут твои яйца. У тебя сегодня счастливыйвечер, приятель. Благодари свою паршивую звезду, что она меня остановила, не тобы я устроил тебе вечеринку, которой ты бы до смерти не забыл.

Пока Дэнни всхлипывал, задыхаясь и баюкая на груди руку,Кости развернул меня к дверям, бросив бармену полсотни — с избыткомрасплатившись за мою выпивку.

— Лучше нам уйти, пушистик. Попробуем еще раз завтра.Мы слишком обратили на себя внимание.

— Я же говорила, не надо. — Выйдя за ним кгрузовичку, я поспешно забралась внутрь. — Черт возьми, Кости, можно былообойтись и без этого.

— Я видел твое лицо, когда он с тобой заговорил. Тыбыла белее призрака. Я сразу понял, кто это такой и какую боль он тебе причинил.

Почему-то его мягкий голос подействовал на меня сильнеекрика.

— Ну и чего ты добился, переломав ему кости? Мы теперьне узнаем, появятся ли здесь этой ночью Хеннесси или Гасила. А если придут икого-нибудь захватят? Дэнни всего-навсего переспал со мной и бросил — это нестоит жизни женщины.

— Я тебя люблю. Ты даже не догадываешься, как дорогамне.

Он говорил так же тихо, но теперь его голос вздрагивал отсилы эмоций. Я уже не могла сосредоточиться на дороге, поэтому съехала наобочину, остановила машину и повернулась к нему:

— Кости, я не могу сказать о себе того же, но тызначишь для меня больше, чем кто бы то ни было. За всю жизнь. Это чего-тостоит?

Он наклонился, обнял ладонями мое лицо. Те же пальцы,которые только что сокрушали и калечили, нежно, как хрупкий кристалл, погладилимои щеки.

— Это чего-то стоит, но я все еще надеюсь услышатьдругое. Ты знаешь, я сегодня впервые услышал, как кто-то назвал тебя настоящимименем.

— Это больше не настоящее имя.

Я говорила то, что думала. Как это по-вампирски!

— Скажи свое полное имя. Я, конечно, сам знаю, но мнехочется услышать его от тебя.

— Кэтрин Кэтлин Кроуфилд. Но ты можешь называть меняКэт. — Последнее было сказано с улыбкой, ведь он до сих пор всего однаждыназвал меня так.

— Думаю, я оставлю себе Котенка, — улыбнулся он вответ, успокаиваясь. — Ты была очень похожа на котенка, когда мы с тобойпознакомились. Рассерженного, испуганного отважного котенка. И временами такогоже милашку.

— Кости, я уверена, ты не хотел уходить из бара, и,насколько я тебя знаю, дни Дэнни уже сочтены. Но я не хочу, чтобы его смертьбыла на моей совести. Обещай, что ты никогда этого не сделаешь.

Он в изумлении уставился на меня.

— Ты что, до сих пор неравнодушна к этому сопляку?

Очевидно, нам еще предстояло обсудить разницу между хорошими плохим убийством.

— Еще как неравнодушна! Я сама рада бы втоптать его вгрязь, можешь мне поверить. Но это было бы неправильно. Обещай.

— Ладно. Обещаю его не убивать.

Слишком уж легко он согласился.

Я прищурилась:

— И еще обещай никогда не калечить, не уродовать, неослеплять, не пить кровь и вообще ничем не вредить Дэнни Мильтону. И непозволять никому проделывать это у тебя на глазах.

— Эй, так нечестно, — возмутился он.

Видно, не зря я не ограничилась первым обещанием.

— Дай слово!

Он утомленно хмыкнул:

— Ладно. Черти адовы, не слишком ли хорошо я обучилтебя предусмотрительности?

— Отлично обучил. Ну, в бар нам возвращаться нельзя.Что ты собираешься делать дальше?

Он обвел пальцем мои губы:

— Тебе решать.

На меня вдруг накатило озорство. Мы были так занятыскрупулезным изучением сводок о пропавших без вести, протоколов судебнойэкспертизы и прочими невеселыми занятиями, что у нас совсем не оставалосьвремени на легкомыслие. Я вывела грузовик на проезжую часть и поехала на юг.Через час свернула на гравийный проселок.

Кости сбоку улыбнулся мне:

— Путешествие по тропинкам воспоминаний, а?

— Не забыл этого места?

— Разве такое забудешь? — фыркнул он. — Здесьты хотела меня убить. Так нервничала, то и дело краснела. Никогда меня непытались убить так застенчиво.

Я остановилась недалеко от берега и отстегнула ременьбезопасности.

— В ту ночь ты вышиб из меня дух. Не хочешь сновапопробовать?

Он невольно рассмеялся:

— Хочешь, чтобы я тебя поколотил? Ты и впрямьлюбительница грубого секса?

— Нет. Попробуй другое средство. Может, оно даже лучшесработает. Хочешь, потрахаемся?

Я умудрилась произнести это с самой невозмутимой миной, хотяуголки губ у меня так и норовили расползтись в стороны. В его глазах загорелсясвет — первая искорка зеленого пламени.

— А колья еще при тебе? Хочешь меня здесь же иупокоить?

Кости снимал куртку, и ясно было, что он нисколько неопасается.

— Поцелуй меня, тогда узнаешь.

Одним молниеносным движением, которое я видела сотни раз ивсе не переставала изумляться, Кости притянул меня к себе и накрыл губами моигубы. Я и моргнуть не успела.

— Места здесь маловато, — шепнул он долгую минутуспустя. — Давай выйдем наружу, ты там сможешь вытянуться.

— Э, нет. Прямо здесь. Мне нравится заниматься этим вкабине.

Его давние слова скатились у меня с языка, и он рассмеялся.Глаза сверкали чистыми изумрудами, клыки показались из-под улыбающихся губ.

— Давай проверим.

* * *

Еще две недели бесплодных усилий не приблизили нас ни кХеннесси, ни к Гасиле. Я перебывала во всех паршивых клубах в радиусепятидесяти миль от Колумбуса, но мне не везло. Кости напомнил мне, что гоняетсяза Хеннесси без малого одиннадцать лет. С годами он выучился терпению. Мояюность выучила меня приходить в ярость от топтания на месте.

Мы дожидались заказанной пиццы у меня на квартире. Былвоскресный вечер, и мы никуда не собирались выходить. Я твердо решила ничего неделать и на сегодня забыть о занятиях. Даже поход за продуктами показался мненепосильным трудом — отсюда и заказ. Если я что и унаследовала от матери, то еенелюбовь к стряпне.