Книга Чертова баба - Ирина Арбенина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, объяснение это вроде бы так удачно теперь, после поимки хмыря, подтверждается. Но, увы… Более Светлову оно не устраивает.
За что только теперь зацепиться?
Одна фраза, которую в разговоре с ней обронила послушница Ефимия, особенно не давала Светловой покоя. «Эта женщина испугала меня», — вот что дословно сказала Ефимия.
В конце концов, что-то на уровне интуиции заставило Светлову снова позвонить внуку погибшего доктора Милованова.
* * *
— А это вы… Ну как расследование? Светловой повезло, что она нашла Алекса Милованова по домашнему телефону, а не по мобильному, и он никуда не бежал, не торопился. И можно было поговорить спокойно.
— Расследование подвигается, — вздохнула Аня. — Но опять нужна ваша помощь.
— Ну, что ж… Я попробую.
— Алекс, судя по всему, вы хорошо знали своего деда, — заметила Аня. — А вы случайно не в курсе, как доктор Милованов общался со своими пациентами? Я имею в виду тех, кого он лечил не официально… Были ведь такие люди?
— Ну, были, конечно. Были люди, которых дед лечил у себя в клинике постоянно, знал их по многу лет… И иногда они, со временем, становились его личными пациентами. И хотя с частной практикой в прежние времена было непросто… Вы, наверное, еще помните?
— Припоминаю…
— Но, в общем, как-то так, на приватной основе, на личных договоренностях все-таки устраивались… Конечно, особенно не афишируя эти отношения.
— И Мария Иннокентьевна Погребижская относилась к таким пациентам?
— Во всяком случае, я часто слышал это имя. Она ведь человек известный.
Уже в детстве, когда мне читали книжки вслух, я знал, что их написала «дедушкина больная».
— А как-то все это фиксировалось?
— То есть?
— Ведь доктор Милованов, как вы говорили, был очень аккуратным, очень точным человеком?
— Даже можно сказать, педантичным человеком.
— Ну, я имею в виду, что обычно в поликлинике у больного есть медицинская карта, а в ней все данные о больном, о том, какое проводилось лечение… Диагнозы…
— Ну, да… Конечно, дедушка вел такие записи. У него была картотека, насколько я знаю… Все необходимые данные о пациентах. Все, как полагается.
— Интересно… — Светлова даже затаила дыхание, чтобы не спугнуть удачу. — И что же стало с эти записями?
Алекс Милованов задумался.
— Вообще-то, все бумаги находились в его кабинете, здесь, в его квартире. Квартира досталась нам с сестрой после дедушкиной смерти. Так решили родители.
— Понятно…
— Они такие у нас, знаете, продвинутые… западного склада… Считают, что после совершеннолетия дети должны жить самостоятельно и отдельно. Вот мы с Нюшей и переехали.
— Вот как?
— Но как раз кабинет дедушкин заняла моя сестра Нюша. Честно говоря, я не знаю, что она сделала с вещами, которые там были…
* * *
Нюша Милованова работала продавцом в магазине «Ультра». И надо сказать, что в магазине «Ультра» все было ультра. И сама Нюша была ультра…
Светлова с безысходностью во взоре смотрела на Нюшу с ее прической «только что с постели» и пирсингом — колечком в носу… И представляла, как такая внучка занимала дедушкину «территорию».
Что она сделала первым делом? Можно даже и не гадать — первым делом девушка в стиле «ультра» выбросила всякий ненужный хлам, принадлежащий старику.
— Ой, ну что вы! — разуверила ее украшенная колечком Нюша.
— Нет?
— Нет, конечно… Вот представьте: у дедушки в комнате на книжной полке стояла вазочка… Ну, ужас, а не предмет… Дедушке этот горшочек какой-то дипломат с Кипра, его пациент, когда-то подарил. Мама еще всегда смеялись: ну и дипломат — нашел, что подарить! И правда, посмотреть-то не на что.
— И что же?
— А я вот не поленилась: отвезла его, этот горшочек, на Волхонку, в музей… Представляете, в очереди там сидела!
— Да что вы!
— А там, между прочим, в этой очереди, одни старушки с узелками… И что вы думаете? Женщина-эксперт как глянула на этот дедушкин горшочек, так просто расцвела. Оказывается, этот горшочек датируется «железным веком», а у них на Волхонке с «железным веком», ну просто беда — почти вообще таких экспонатов нет.
— Вот те раз…
— Эта женщина-эксперт мне даже все рассказала… Как народ в этом «железном веке» жил, как трудился… У них в жилище, оказывается, вдоль стен были полки, а на них как раз и стояли такие вот горшочки. Ну, а в них хранилось масло, вино, зерно… Интересно, правда?
— Правда, — согласилась Светлова.
— Ну, а еще интереснее то, что музей мне за этот горшочек невзрачный три тысячи долларов заплатил. А вы спрашиваете, не выбросила ли я дедушкины бумаги?! Что же я, дура — их выбрасывать? Как же я буду выбрасывать, если я не знаю, что это? Согласны?
— Согласна, — радостно поддержала разумную Нюшу Светлова.
— Вот вы, например, заплатите мне сейчас за доступ к дедушкиному архиву, как хранителю, долларов пятьдесят… Ну, полагается же хранителю?
— Думаю, да…
— И вот уже, считай, мои старания начинают окупаться. Правда?
Ну, и Нюша, ну, и поколение пепси! Светлова восхищенно смотрела на свою собеседницу:
— Нюша… Вы хотите сказать, что все записи, которые вел доктор Милованов, в целости и сохранности?
Внучка Милованова улыбнулась загадочной улыбкой Джоконды, что в данном контексте, видимо, означало: «Гоните бабки — и сами убедитесь!»
Картонные коробки, битком набитые бумагами доктора Милованова, были извлечены из кладовки, и Светлова засела за изучение.
Времени это потребовало уйму. Хорошо хоть, что в записях доктора, благодаря его педантичности, ясно прослеживалась система, а то Светлова провозилась бы и дольше.
Но, то, что Анна в итоге обнаружила, очень сильно ее озадачило.
Получалось, что стоило копаться в пыли и разбирать докторские закорючки — почерк у старика был не очень… Настоящий докторский почерк — таким только рецепты писать и диагнозы — ничего не поймешь!
В общем, это было настоящее открытие. Судя по записям доктора, Погребижская неизлечимо больна.
Во всяком случае, именно это следовало из диагноза Милованова.
И Светловой даже показалось, что кое-что она теперь поняла. Еще далеко не все, но уже кое-что.
По счастью, золовка Погребижской, Елизавета Львовна, в санаторий пока больше не собиралась. И Светлова снова набрала ее номер.