Книга Безатказнае арудие - Иэн Бэнкс

«Я знаю. Извини».

Скорость лифта упала, наконец он остановился, дверь открылась, и Гадфий вышла в темноту, почти полную. Вдалеке слышался звук текущей воды. Она пошла осторожно вперед, выставив перед собой руки, и ноги ее тут же оказались в воде. Ей казалось, что перед ней широкий туннель.

«Здесь нужно налево. Стой! Пощупай правой ногой – что впереди».

«Там яма. Спасибо».

«Теперь налево. Так, две ступеньки влево и прямо».

«Минутку. Здесь есть камеры наблюдения?»

«Нет, здесь нет».

«Значит, ты смотришь моими глазами…»

«И прогоняю через программу обработки изображений. Поэтому я и вижу лучше, чем ты своими глазами».

Гадфий покачала головой.

«Я могу тебе чем-нибудь помочь, кроме как держать глаза открытыми?»

«Оглядывайся побольше. В особенности на пол смотри. Ага, вот и дверь. Поверни направо. Две ступеньки. Правая рука. Чувствуешь?»

«Да».

«Осторожнее. Это вертикальная шахта. Там есть лестница. Спускайся и располагайся там. Спускаться придется довольно долго».

Гадфий застонала.

Город в Часовне четвертого этажа имел форму великолепной люстры, которая была откреплена и опущена с потолка в центре апсиды над тем, что в настоящей часовне было бы алтарем. Он стоял на отвесном, высотой в три сотни метров плато, занимавшем место алтаря, и поднимался концентрическими кругами сверкающих, блестящих шпилей к остроконечному шпицу центральной башни. Образованный металлическим каркасом, одетым в квадратные километры стекла со вставками полированного камня, он выходил на экстравагантно украшенную многоколонную часть Часовни, пол которой был покрыт лесом. На протяжении многих поколений дворец был традиционной летней резиденцией монархов.

Юрис Тенблен, продолжая сипло кричать, упал на крутую часть высокого шпиля во втором круге города. Ударившись, он был отброшен к стене противоположного шпиля, которая еще раз отбросила его, и он, не теряя скорости падения, рухнул на клумбу выстланного плиткой дворика. В земле возникла неглубокая, элиптической формы яма, его подбросило в третий раз, и он, разбросав вокруг, словно нежную шрапнель, бутоны цветов, с глухим ударом приземлился среди уличных столиков кафе.

Большая часть стремительного спуска Тенблена и все этапы его последнего отрезка были засняты автоматическими камерами на башне седьмого уровня.

Ко времени прибытия врача Тенблен был необратимо мертв уже несколько минут, по скользящий характер двух первых его касаний о башню и стену, а также относительно мягкий третий удар о клумбу означали, что у бдительных мятежных криптографов было время отследить и допросить его биоинструментарий. Армия, разумеется, усовершенствовала имплант-системы своих солдат, но те все же реагировали медленно (и, как было известно, становились неэффективными, если солдат получал несколько ранений, каждое из которых в отдельности не было смертельным), и повстанческая армия получила записи того, что поначалу показалось кошмаром умирающего человека, но позднее было определено как отражение реальности – точное, пусть и жуткое. К тому же эти записи являлись разведданными первостепенной важности.

В глубине, ниже цокольного уровня крепости, в крохотном углублении в стене углубления побольше в стене огромного арочного туннеля, отходящего от еще более громадного туннеля, спала Гадфий, смертельно уставшая от своего побега и последовавших за этим странствий – горизонтальных и вертикальных.

Разбудил ее собственный голос, зазвучавший в ее голове, скрипучий и прерывистый:

«… снись, слышишь?… Это… дфий!..»

Она открыла глаза. Ее окатила волна зловонного дыхания. Она посмотрела перед собой и на покрытом пылью полу в сером полусвете увидела нечто похожее на два волосатых ствола дерева, между которыми болталось что-то вроде змеи, покрытой шерстью.

Она медленно подняла взгляд. Стволы соединялись наверху, раздутое волосатое тело переходило в клыкастую и, похоже, безглазую голову – шире, чем туловище Гадфий. На макушке куполообразной головы помещалась еще одна голова, бледная, безволосая и получеловеческая. Эта голова смотрела на Гадфий. Над ней раскачивалась в стороны еще одна, с крохотными внимательными глазами и толстым изогнутым клювом; эта последняя сидела на длинной, чешуйчатой, змееподобной шее.

Внимание Гадфий привлекло множественное фырканье и глубокое, сотрясающее грудь дыхание, и тогда ей стало ясно, что необыкновенное существо перед ней было одним из многих, стоящих неровным полукругом перед нишей, где она нашла убежище. Одно из животных топнуло ногой. Гадфий почувствовала, как земля сотряслась.

Она смотрела на это сборище. Она думала, что вот-вот потеряет сознание, но этого не случилось.

Адиджин, качая головой, подошел к окну своего частного кабинета.

– Вы хотите сказать, что нам, возможно, придется отдать этим чертовым инженерам в Часовне то, что они хотят?

– Похоже, у нас нет выбора, – сказал Онкатерий. Он сидел, закинув ногу на ногу, и одной заботливой рукой разглаживал штанину. – Кажется, даже те, кто вначале горой стоял за войну, теперь признают, что выиграть ее невозможно.

Адиджин при этих словах сморщил нос, но наживку не заглотил.

– Времени не остается, – спокойным голосом сказал Онкатерий. – Вторжение приближается, и, видимо, поэтому и нам следует приблизиться к нашим, как бы это сказать… братьям инженерам в Часовне. Нам нужен доступ, который, судя по их словам, у них есть…

– Вот именно, судя по их словам, – сказал король, глядя из окна вниз в глубины Большого зала. Реки, дороги и железнодорожные пути пересекали местность внизу в восходящем порядке, все прямые.

– Скажем лучше, они делают вид, что он у них есть, – невозмутимо продолжил Онкатерий. – По всей видимости, у них нет доступа к важным системам в криптосфере, а потому мирное разрешение спора, видимо, является наилучшим выходом для всех заинтересованных сторон.

– Мирное разрешение спора, по которому эти ублюдки получат слишком много преимуществ. – Адиджин сплюнул.

– Я полагаю, его величество знает мое отношение к идее развязать конфликт с инженерами.

– Да, – сказал король, закатывая глаза и поворачиваясь. – Насколько помнится, вы высказывали это свое отношение столько раз, что мне и помнить об этом противно, а нужно было высказаться, когда это могло что-то изменить: в самом начале.

Адиджин стоял за внушительно тяжелым, изукрашенным вращающимся креслом на дальнем конце его еще более внушительного, тяжелого и изукрашенного стола.

Онкатерий выглядел уязвленным.

– Прошу прощения, но ваше величество не отдает мне должного. Можно поднять протоколы – я не сомневаюсь, в них зафиксировано, что я не раз…