Книга Космогон - Борис Георгиев

Он с опаской принял фронт, готовясь отстраниться при первом сигнале тревоги.

Чистильщика тряхнуло. Возбуждение захватило его, парализовав волю, наэлектризовало неизведанным стремлением.

Он захотел… Чего?

Скудно расцвеченный мир раскачивался, двигался навстречу мягкими рывками. Яркий свет был неприятен носителю. Прячась в теневых пятнах, он пробирался… Куда?

Носитель легко ступал по нагретой земле мягкими… «У меня лапы, – отметил Чистильщик. – Четыре. Удобно. Тело лёгкое. Какая-то громада слева. Шершавая, тёплая, пахнет притягательно. Дом. Носитель хочет вернуться домой, почему не возвращается? Он голоден, его что-то заботит. Думотерий ли это? Опять не получается уловить мысли. Конструкции короткие, алогичные, одинаковые. Бездумец? Но его определённо что-то заботит, есть цель, не связанная с пищей. Опасно сверху!»

Носитель замер, приметив движение. Спускалось крупное, светлое… От него пахло…

Чистильщик не успел отстраниться, жажда овладела им. Он ринулся, влекомый могучим желанием. Успел подумать: «Я зверь!» – и стал зверем. Этому невозможно было противиться!

* * *

Зверь крался, – Тихо!

Сдерживал порыв кинуться немедленно, – Ближе!

Следил неотрывно за белым живым пернатым пятном, комком мяса, клубком жил, наполненных тёплой кровью, – Ближе!

Пружинясь, готовил когти, почуял, – Пора!

Трепыхается. – В шею вцепиться! Сжать сильнее!

Горячее на языке, вкусное… – Кровь! Счастье!

Скрипят в зубах перья, под ними… – Мясо! Счастье!

Трепыхается, бьётся. – Убить! Лапой, когтями!

Хрустнули в зубах кости…

* * *

Мельком увидел остервенелый Чистильщик: белые хлопья перьев кружились, падали неохотно. Отстранённо подумал: «Птах белый». Свежая память о боли заполнила оглушённую счастьем душу. «Фантомная боль, – машинально отметил он, становясь самим собою. – Надо же было нарваться на того самого зверя! Жуткая тварь. Как её начальник назвал? Драная кошка? Знал бы он, каково это – быть кошкой. Теперь понятно, почему у Верховного нет отбоя от мучителей. Местные углеродцы невероятно агрессивны. А как восприимчивы! Неудивительно и то, что страдальцы сюда толпами стекаются».

Фронт зверской памяти был рядом, Чистильщик, чтобы не затянуло в мерзкий эпизод снова, двинулся по времени дальше.

«Приказано не отвлекаться на бездумцев, – размышлял он, просматривая новые фронты, один другого сложнее. – Тот зверь определённо бездумец, думотерии не бывают такими жестокими. Или бывают? Начальник сказал, что нет страшнее зверей, чем местные думотерии. Шутил, должно быть. Всё равно, страшновато заглядывать. Вот, кажется, приличный фронт. Обособленный, без внешних связей, выглядит не слишком сложным. Узоры симпатичные, что-то в них есть знакомое. Помнится, у разумных светломатерчатых червей…

Перебирая похожие по характеру связей фрагменты собственных воспоминаний, Чистильщик успокоился и отрешился наконец от хищного стремления убить и сожрать кого-нибудь. Он несколько раз примерился и осторожно принял фронт изолированного от прочих фрагмента памяти.

«Так я и думал, что это червь», – решил он, осваиваясь с ощущениями. Наученный горьким опытом, на полный контакт идти не спешил, фронт исследовал короткими касаниями.

* * *

Темно, тесно ему было, душно и муторно. Зрение действовало, но для ситуации, в которой оказался носитель, оно явно не было предназначено. В глазах углеродца (их снова было два) непроглядная тьма.

«Нора? Но стенки упругие, горячие. Давят со всех сторон. И впереди что-то твёрдое. Голова на сторону свёрнута. Голова есть, а шея? Неизвестно. Так тискает – не пошевелишься. Конечности четыре, кажется. Вот он пробует пошевелить… Нет, ничего у него не получается, так он сдавлен стенками. Снизу что-то толкает. Или там верх, а голова внизу? Сильно как! Живая нора. На кишку похожа, слизкая. Давит, ещё и голову выкручивает! Съели меня заживо, что ли? Не меня, его. Мысли…»

Чистильщик уловил поток сознания. Мысли короткие, быстрые, но очень туго переплетённые, такие на лету не распутаешь. Он вычленил общую направленность – углеродец обращался к прошлому.

«Пропустить через себя поток? Не хочется даром тратить время. Если этого думотерия съели… Чего тебе?»

Вопрос вырвался сам собою. Чистильщику померещилось, что углеродец к нему обращается мысленно. Он сфокусировал внимание. Нет, не померещилось, что-то углеродец спрашивал. Очень странно. «Не было ещё такого, чтобы носитель разговаривал с инфовойдом. Сообразительный червяк, надо глянуть, о чём он думает», – решил Чистильщик, пересёк фронт и пустил поток мыслей в сознание.

* * *

Зверем, а не червём он был. Понимал – выгоняют из дому. Милый дом, в котором жил целую вечность, сколько себя помнил, стал жёстким, душным, грязным и гонит прочь хозяина, давит стенками. «Зачем?!» – возмутился зверь, попробовал поднять голову, но это не вышло, дом нажимал сзади, проталкивал. Притискивал к преграде. Стало больно – голова на сторону свёрнута! – дом мучил хозяина, словно за что-то наказывал.

* * *

«Что он делает? – подумал Чистильщик – Пробует крикнуть? У него там вода?»

* * *

Плюнув водою, зверь судорожно втянул её обратно, глотнул. Никак не мог понять – за что наказывают? Он спросил себя: «Что со мной будет?» Обычно никто не отвечал ему, потому что зверь был одинок, но на этот раз ответ пришёл. Прихлынули странные мысли, и вместе с ними пришло успокоение. Зверю привиделось, что он висит в пустоте. Стало ему бестревожно, поскольку в нём самом и были заключены абсолютно точные сведения о прекрасном будущем. «Я особенный я», – подумал зверь.

Дом ослабил нажим.

* * *

«Ужас какой! – подумал Чистильщик, отстраняясь, чтобы перевести дух. – И это избранный? Недалёкий какой-то. И все они тут… Но инфовойд его признал, похоже. Недолго мне осталось мучиться, по всему видно – избранного слопали, и теперь в желудке разлагают на составляющие. Бр-р, даже подумать мерзко, что придётся быть с ним, пока не помрёт. Но почему он всё время о доме думает? Агония сознания? Побыстрей бы она кончилась. Начальник говорил, просматривать надо ускоренно».

Чистильщик собрался с духом и двинулся по времени навстречу потоку сознания.

* * *

Мускулистое вместилище задёргалось, сильными толчками изгоняя зверя прочь. Затылок сдавило несносно, что-то треснуло, голове стало холодно. От невозможной духоты тело зверя корчилось в судорогах.

* * *

«Ещё быстрее», – подумал Чистильщик, не имея больше сил мучиться вместе с носителем.

* * *

Зверя терзала обида: «За что меня так?» Голова высвободилась, но застряли плечи. Правому было холодно, левому – жарко, болела шея, спина. А дом упорно выталкивал зверя туда, где холодно, непривычно, где нет тёплых вод, где страшные громкие звуки.