Книга Попса. Акулы шоу-бизнеса - Сергей Ермаков

— Да не все, конечно, — ответил Веня, — есть упертые, которые как положено службу тащат, пытаются с системой бороться. Трудно им, потому что мало их. Тяжело быть белой вороной да жить на одну нищенскую ментовскую зарплату, вот все они и крутятся, как могут. И потом, их тоже можно понять. Опера бегают, следят, доказательства собирают, ночи не спят, а какой-нибудь хитро сделанный адвокат за бабки возьмет и выгородит того, кого они хотели за решетку засадить. Или присяжные — тупой курятник — это вообще для подсудимого просто сказка. Надавил на каждого, они и вынесли вердикт — невиновен. И чего ментам, скажи, задницу рвать, если они год работают, ловят какого-нибудь продавца героина с поличным, а прокурор, которому сверху шепнули, ему год условно дает. И скажи, чего ментам упираться?

Сказать Крабу было нечего, к тому же официантка уже принесла их заказ, а он ужасно проголодался за ночь, проведенную в камере, поэтому сразу приступил к еде.

* * *

После выступления на дне рождения олигарха Сметанина Алмазу с жуткого похмелья приснилось, что он вместе с американским певцом Элтоном Джоном, который аккомпанирует ему на рояле, выступает в Карнеги-холле и исполняет завораживающую балладу с чудесной мелодией. Зал неистовствовал, скандировал: «Алмаз, Алмаз! Мы тебя любим!», а Элтон Джон в это время за его спиной застенчиво улыбался, никем не узнанный, будто паршивый тапер из затрапезного кабака. Проснувшись от охватившего его счастья и гордости, Алмаз решил, что это видение ему послано свыше, как божий знак, вскочил с кровати, быстро впрыгнул в штаны и туфли, накинул рубашку и уже через сорок минут прибыл на студию на такси, сжимая в руке банку джин-тоника.

Но, к сожалению, пока он ехал по Москве, пока стоял в пробках, пока покупал у нерасторопной продавщицы джин-тоник, призрачная муза растаяла где-то в городском шуме и так больше не появилась. Как ни старался Алмаз вспомнить мелодию божественной песни, которую он исполнял под аккомпанемент великой «звезды», как ни пытался вспомнить слова, которые, чтобы не забыть, все время прокручивал в голове, — в ней было пусто, как в барабане, и только сильная головная боль пульсировала в висках. Нотной грамоты Алмаз не знал, потому записать мелодию не мог — он мог только напеть ее Святогору, а тот бы быстро все привел к надлежащему виду. Но не удалось — мелодия и слова вылетели из головы.

Удрученный Алмаз прибыл на студию, где Святогор делал в это время халтурку — сводил какие-то старые детские песенки с современным танцевальным ритмом, и рухнул на диван, жадно глотая джин-тоник из банки. Святогор взглянул на него, но говорить ничего не стал. Артист на то и артист, чтобы иногда нажираться и страдать похмельем. Звуки, которые неслись из колонок, больно били по ушам Алмаза, и он, сморщившись от головной боли, спросил:

— Чего это ты делаешь-то?

— Да вот, прилаживаю к старым детским песенкам барабаны, — ответил Святогор.

— То-то и видно, что приЛАЖиваешь, — сказал Алмаз, — потому что ЛАЖА получается…

— Ты еще не наострился, шутник? — появился в дверях хмурый Бальган. — Я-то думал, что вчерашний случай надолго отобьет у тебя охоту шутить.

Лицо продюсера тоже было помято после вчерашнего, но не так сильно, как у Алмаза. Святогор поинтересовался: что же случилось вчера? Бальган уныло усмехнулся и ответил:

— Да вышел этот остряк в своем костюме Ихтиандра на сцену и объявил белый танец, а потом добавил, что, мол, дамы приглашают… негров.

— Я пошутить хотел, — сказал Алмаз, бросая пустую банку из-под джин-тоника в урну, — тем более там никаких негров и не было.

— Ты не Петросян, тебе шутить не обязательно, — продолжил отповедь продюсер, — твое дело петь, а ты и этого толком сделать не смог. Зачем ты вообще петь начал, я же тебе запретил голос подавать. Если не попадаешь в ноты, так пой под фонограмму, рот свой открывай вовремя, вот и вся твоя задача.

Алмаз не согласился, стал утверждать, что вчера он, может быть, и не попал в ноты, но всего пару раз, а вообще пел отменно. Святогор не стал слушать их спор, потому что настало время ему сходить в магазин, купить на обед себе чего-нибудь.

Оставив спорщиков в студии, он вышел и по привычке направился в тот самый магазин, где встретился когда-то с Анжеликой. Каждый раз, когда он подходил к этому крыльцу, ему казалось, что сейчас случится чудо — он зайдет и увидит ее опять, стоящую в очереди, как тогда, когда они еще не были знакомы.

Позавчера он увидел по телевизору репортаж, что где-то в Америке делают пластиковых кукол по фотографии, на ощупь почти как настоящих, со всеми прелестями. Их можно одевать, причесывать, положить с собой спать. И стоит такое чудо пять тысяч долларов. Сделать такую куклу с фотографии Анжелики стало его идеей фикс. Святогор представлял, как долгими зимними вечерами он будет сидеть с ней вместе перед телевизором и разговаривать. А она не будет с ним спорить, будет только молча соглашаться и слушать, кушать будет мало, то есть почти ничего, и ссылаться на то, что у нее болит голова или настали критические дни, не будет никогда. И самое главное — не изменит ему и не уйдет от него рано утром, когда он еще спит. Размечтавшись, Святогор даже не сразу заметил, что он уже купил молока, батон и шоколадку и вышел по ступенькам на улицу.

И вдруг видение предстало перед его глазами — в конце улицы он увидел Анжелику. Она стояла возле ларька с горячими пирожками, вполоборота, одетая точно так же, как и тогда, когда они встретились в первый раз. Святогор невольно вздрогнул — такое бывало и раньше, он видел в толпе спешащих по своим делам людей любимую фигурку, старался догнать и с разочарованием замечал, что это не Анжелика. Обычно видение оказывалось просто похожей на Анжелику девушкой, хотя, по его мнению, с ней не могла сравниться ни одна красавица мира.

В это время девушка у ларька с пирожками, которую он принял за Анжелику, повернулась, и Святогор вздрогнул — нет, на этот раз он ошибиться не мог, это она — его мечта, его жизнь, его любовь. Как завороженный, он пошел в ее сторону, держа в одной руке коробку с молоком, а в другой шоколадку и батон.

Анжелика, казалось, не замечала его, но когда он, петляя между прохожими, уже подобрался к ней вплотную, девушка неожиданно повернулась, быстрым шагом пошла в переулок и скрылась из виду. Святогор добежал до угла и увидел, как мелькнул любимый силуэт, заходящий в подворотню соседнего дома. В голову звукооператора полезли черные мысли. Наверняка она нашла себе нового любовника и просыпается утром на его плече, и волосы ее рассыпаны по его волосатой груди. Оттого, что мысли у Святогора были черными, его воспаленному ревностью мозгу показалось, что и любовник у Анжелики тоже черный, азиат или даже негр. Этого он стерпеть не мог, побежал за ней следом, заскочил в арку и увидел, что Анжелика завернула куда-то за выстроившиеся рядком мусорные бачки с гаражами.

Он даже не задал себе вопрос — зачем его возлюбленная пошла за гаражи, куда обычно ходят люди, не найдя поблизости туалета, а просто ринулся следом за ней и наткнулся прямо на ее лукавую улыбку и насмешливые глаза. Анжелика стояла, подбоченясь и покуривая длинную сигарету. Она смотрела прямо на Святогора, и он растерялся, остановился, как вкопанный, и руки его, в которых он держал молоко, батон и шоколадку, задрожали. Он ожидал этой встречи, он мечтал о ней, но не думал, что она состоится так неромантично — за гаражами на помойке. И он никак не мог поверить, что опять видит ее — эти стройные длинные ноги в мини-юбке, эту тонкую талию, полную грудь, обтянутую полупрозрачной майкой, ее волосы, плечи, глаза, губы, руки. Охваченный истомой, он не нашел ничего лучшего, чем спросить: