Книга Trust: Опека - Чарльз Эппинг

— Я все оставлю вам, когда умру, правда, мои дорогие? — Она ткнулась носом в кошачью шерсть.

— Подозреваю, вы можете передумать, — Алекс подняла письмо и снова вручила его Магде. — Прочтите — увидите сами.

— А что тут думать? Они мои самые близкие друзья. Когда я умру, мои нехитрые пожитки продадут, чтобы оплатить их содержание.

— У вас нет детей? Внуков?

— Нет. — Магда слегка качнула головой. — Мой муж был болен, когда мы поженились. Мы много лет дружили. А поженились незадолго до его смерти. Скорее, для того, чтобы все выглядело официально. Хотя он даже после свадьбы по-прежнему жил у себя. Как Вуди Аллен, n’est-ce pas?[52]— Магда похлопала Алекс по руке. — Понимаете, он был музыкантом. Джазменом.

— Я спросила о наследниках, потому что…

— Зачем мне волноваться о наследниках? То, что вы видите здесь, — это все, что у меня есть. — Магда указала на ворох старых газет и журналов, разбросанных по всей квартире. Книжные полки были битком набиты старыми книгами и пластинками. — Я превратилась в Lebensküstler — человека, который может обходиться практически без ничего. Это целое искусство, говорят мои друзья — искусство, которым я неплохо овладела. — Магда улыбнулась. — Моя семья когда-то была очень богатой. Но в войну мы все потеряли. Даже квартиру. Когда я вернулась в Будапешт… в 1945-м? А может, в 1946-м? — Очевидно, память Магды ухудшилась, с тех пор как она рассказывала свою историю.

Алекс взяла Магду за руку.

— Магда, у меня для вас хорошие новости.

— Вы уже говорили. Но сначала позвольте угостить вас чаем. — Магда встала, и кот спрыгнул на пол. — Уже так давно я не получала хороших новостей. Если на то пошло, то и плохих тоже — никаких. Я хочу насладиться этим.

Напевая, она пошла в кухню.

На столе рядом с кушеткой Алекс увидела старую фотографию. Она сняла пластинку с деки проигрывателя: Рей Чарльз: «Золотые годы». На пластинке была кошачья шерсть.

— О, вам нравится джаз! — Магда выглянула из дверей. — Это моя страсть. Когда я переехала в Челси, летом 1955-го… Думаю, тогда это было… а может, и в 1956-м. Память меня уже подводит. Вот тогда это был Нью-Йорк! Джаз в самом расцвете. Можно было бродить везде — в Гарлеме, по Гринич-Вилидж. Когда-то я посещала все клубы. Была лично знакома с Герби Хэнкоком.[53]Он познакомил меня с Ричи Раймером, моим будущим мужем. — Глаза Магды заблестели. — Он аккомпанировал на рояле Уэйну Шортеру, потом — Майлзу Дэвису.[54]

Магда подошла к Алекс и достала из кипы джазовых альбомов старую обложку: Майлз Дэвис. «Quiet Nights». Она с гордостью подняла ее вверх.

— Видите? Автограф. Самого Майлза. — К ней снова вернулась память. — У меня даже есть оригинальные записи Ширли Хорн.

Магда вернулась в кухню, напевая: «Если любишь меня, не меняйся ничуть». Спустя несколько минут она принесла в гостиную поднос, уставленный чашками, блюдцами и двумя тарелочками с печеньем.

— Знаете, Ширли играла на собственном пианино. И Оскар Питерсон.[55]Он называл меня своей маленькой певчей птичкой — так меня звали в Румынии.

— Я знаю. Прочитала в вашем рассказе. Он-то и привел меня к вам.

— Вы должны это послушать. — Магда поставила поднос на стопку бумаг и принялась искать пластинку.

— Магда! Мне нужно вам что-то рассказать. Это очень важно. И для вас, и для меня.

Магда с тревогой в глазах обернулась к Алекс.

— Что?

Алекс снова передала ей копию попечительского договора.

— Пожалуйста, прочтите — это все объяснит.

— Вы точно не хотите, чтобы ваш паспорт был у меня? — Алекс видела, как Магда дважды его роняла, с тех пор как они вышли из квартиры.

— Не беспокойтесь, я всегда ношу его с собой. И никогда не теряла. — Магда гордо держала паспорт, пока Алекс вела ее к центральному представительству цюрихского банка «Гельвеция» в Америке, на углу Медисон-авеню и 55-й улицы. — Но если вам так спокойнее, возьмите его. — Она передала Алекс свой паспорт. — Только не потеряйте! Вы не можете себе представить, как важен для меня американский паспорт. Хотя я и поклялась, что больше не вернусь в Европу, но все равно хочу быть уверена, что в любой момент могу уехать, если только пожелаю. Думаю, вы меня понимаете.

— Понимаю.

Магда заглянула Алекс в глаза.

— Вы нервничаете?

— Немного. Мы должны быть там очень осторожны. — Алекс провела Магду к лифту. — Просто делайте то, что я вам скажу, договорились? И все будет в порядке.

— Перестаньте, неужели так трудно унаследовать солидный счет в швейцарском банке?

В лифте Магда вытянула из дамской сумочки несколько потрепанных документов.

— Я принесла все, что они могут попросить. Свидетельства о рождении, свидетельства о смерти, завещание моего мужа. Видите ли, у меня есть кое-какой опыт в таких делах. — Она улыбнулась. — Вам известно, что мою жизнь спас дефис?

— Да, я знаю. — Дверцы разъехались, и Алекс направилась к красивой негритянке, сидевшей за конторкой. На столе не было никаких бумаг — только телефон и большая ваза, полная красных орхидей.

Алекс написала на бумажке номер счета и попросила пригласить менеджера по счетам физических лиц.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — пригласила негритянка. — Сейчас к вам выйдут.

Едва сев в кресло, Магда вновь стала перечитывать письмо. Читая, она кончиками пальцев поглаживала подпись отца.

— Странно, что они никогда мне ничего не говорили. — Она подняла глаза, в них стояли слезы. — Если бы я знала… насколько все было бы проще.

Она смахнула слезинку, упавшую на щеку.

— Возможно, родители считали, что вы слишком юная. Ведь вам было только десять, когда они открыли счет в Цюрихе.

— Откуда вы знаете? — Глаза Магды расширились от удивления.

— В «Устном предании» вы указали свой день рождения. Я просто подсчитала.

— Вы молодчина! — Магда вытерла глаза носовым платком. — Я не смогла бы подсчитать хоть убей. Тут я не пошла в отца. Он мог назвать высоту почти любой горы в Европе: Монблана, Эйгера, Юнгфрау, большинства карпатских вершин.