Книга Наваждение - Джонатан Келлерман

— Соня была замужем.

— Тот же вопрос, — настаивал я.

— Я не суюсь в дела других людей.

— Полагаю, это означает «да»?

— Послушайте, — сказал Корвуц, — Соня пришла ко мне и сказала, что ее приятелю нужно жилье. Я ответил: самое большее — на полгода.

— Это могло прекрасно устраивать Брайта.

— Что вы хотите этим сказать?

— Он любит перемещаться, — объяснил я.

— И правильно делает.

— После того как он покинул ваше здание, о нем нет никаких сведений. Не знаете, где он сейчас может быть?

— А я должен знать?

— Где Соня с ним познакомилась?

— Вот это я знаю, — кивнул Корвуц. — Участвовала в шоу.

— Каком шоу?

— Соня хотеть стать актрисой. Тогда она ужасно говорила по-английски, да и сейчас ненамного лучше. Через год как я приехать из Беларусь, я говорить идеально. Через два года я выучить испанский, на котором говорить пуэрториканцы, через пять лет спокойно говорить с китайцами. Хаста луего инг чанг чанг.

— У Сони нет способностей к языкам?

— У Сони? — Он хихикнул. — Как это говорится, не семи пядей во лбу?

— Но она считала, что может играть?

— Хотеть стать большой звездой.

— В театре или кино?

— Даже сейчас, — объявил Корвиц, — она ходит на занятия в Новую школу. Малюет картины, делает горшки, пепельницы, подсвечники.

— Художественные наклонности?

— Живет на алименты от бывшего мужа, есть время заниматься.

— Богатенький бывший муж.

— Пластический хирург. Он ей сиськи делать, понравится, что получилось, женился, чтобы постоянно иметь перед глазами.

— Как его зовут?

— Разве упомнишь?

— Он женился на вашей кузине, а вы не помните его имени?

— Еврейчик, — сказал он. — Они жениться в Ангуила, никого не звали. Через пять лет она переезжать в большой дом в Лоуренсе, затем развод.

— И до сих пор получает алименты?

— Она живет хорошо.

— Где находится кабинет этого врача?

— Где-то в Пяти городах.

— Каком именно?

— Может, Лоуренс, может, Седархерст.

— И вы не помните имени?

— Еврейское имя, что-то на «виц» — вроде Марковиц или Лейбовиц… нет-нет, Лефтковиц, Боб Лефтковиц. И грает в теннис. — Корвуц изобразил широкий замах.

— Значит, Соня встречалась с Дейлом, когда была замужем за доктором Лефтковицем?

Молчание.

— Вы же сказали, что это так.

— Я только сказал, что она говорила: Брайту нужна квартира.

— Она жила с мужем, но держала квартиру на Тридцать пятой улице?

Корвуц посмотрел в сторону. Жилы на его шее напоминали тросы моста в миниатюре.

— Я дать ей квартиру, ну и что?

Гиги устремилась к новому помойному баку.

— Ну вот опять, — вздохнул Корвиц.

— В каком шоу участвовала Соня, когда познакомилась с Дейлом Брайтом?

— Разве упомнишь?

— Вы это шоу видели?

— Она все говорить: «Приходи, бесплатно». В конце концов пришлось пойти. Какое-то уродское место.

— На окраине?

— Ист-Виллидж. Никакого театра: комната над мексиканским рестораном. Они там поставить пианино, стулья, черную занавеску повесить. Все одеть черное — черные халаты, черные капюшоны, все время бегать вокруг и что-то говорить нараспев. В конце кого-то вырвать. Затем вы хлопать.

— Как называлось это шоу?

— Может, «Черные халаты» или «Блевотина»? — Он хихикнул, довольный собственным остроумием.

Я вытащил список, который составил в библиотеке, начал читать ему названия.

— Да, — сказал он, — это так и называться — «Праздник темного носа». Что, черт возьми, это означать — «темный нос»? Я спросил Соню. Она сказать, что это вход в чей-то мозг, вроде туннеля. — Корвуц дернул ноздрей. — Здесь прячется правда. — Засмеялся. — Апчхи, и все? Никакой больше правды?

Гиги проверила цветочную клумбу у высокого кирпичного дома. Я поискал «Праздник темного носа» в своих записях. Об этом шоу упоминалось только в «Тайме». «Неоабсурдистская драма с элементами мистики». Ни действующих лиц и исполнителей, ни критических замечаний.

— Сколько народу участвовало в шоу? — спросил я.

— Это важно?

— Возможно.

— Сколько? Четверо? Не знаю, не много.

— Дейл Брайт был среди актеров?

— Может быть.

— Может быть?

— Я же сказал — темные капюшоны, лиц не видать. Может, он, а может, Микки-Маус.

— Соня твердо сказала, что познакомилась с ним в шоу?

— Да-да.

— Что еще вы о нем знаете?

— Ничего.

— Когда исчезли Сафраны…

— Нет-нет. Я же сказал, это мы не обсуждаем. Они почти погубил мою жизнь.

— Сафраны?

— Копы. Пугали, мешали. Я пытался делать бизнес, они приходил в офис со своими жетонами — прощай, бизнес. Этот итальянский парень, похожий на гангстера. Они меня притеснили, потому что я белорус, хотели знать о контрабанде, московской мафии. Глупо.

— Предубежденные, — кивнул я.

— Я им говорил: «Посмотрите, вы ничего не найдете, потому что нечего находить».

Гиги подошла к брошенной коробке и присела. Корвуц выбросил руку в салюте:

— Наконец-то, псинка!

Я пояснил:

— Сафраны интересуют меня только потому…

— Доброй ночи и всего хорошего. Я говорил сегодня с вами только потому, что я не хотел, чтобы вы снова беспокоили моего ребенка. К тому же мне нечего скрывать. Вы скоро возвращаетесь в Лос-Анджелес?

— Скоро.

— Передавайте привет пальмам!

— Вам явно неприятно говорить о Сафранах.

Он выдохнул воздух сквозь сжатые губы.

— Если вам нечего скрывать…

Воздух вырвался из него с шипением.

— Может быть, они улетели на луну. Может быть, Жополиз что-то с ними сделал. Разве мне на это не насрать? Я бы не дал за это даже дерьма Гиги!

— В смысле: скатертью дорога?

— Эй, — оскалился он, — не надо за меня говорить. С чего мне о них плакать? Они со мной боролись из любви к искусству, я от всего этого сбежал.